Читать книгу "Довлатов - Валерий Попов"

Смертельно обижает его и то, что Довлатов поддерживает, оказывается, неплохие отношения с Проффером — хотя, вроде бы, при разрыве Проффера с Ефимовым горячо поддерживал Игоря. Ефимов, конечно, требует невозможного — чтобы Довлатов, страстно мечтающий о возобновлении отношений с самым престижным русскоязычным издательством, грубил бы его хозяину, мстя за «поруганную честь» друга. И Ефимову бы Довлатов не помог — и свои надежды на «Ардис» погубил бы… Он шел своей дорогой, однако все эти «компромиссы» тяжело ложились на его сердце, и оно, в конце концов, не выдержало…

Довлатов делает героические усилия, стремясь к примирению, понимая, как Ефимов важен для него. По просьбе Ефимова он отдает его роман своему литагенту, сильно мучаясь при этом — не распространится ли негативное мнение агента (которое он уже предчувствует), на его, довлатовское творчество? Агенты — мнительный народ. Через некоторое время Довлатов вынужден сообщить Ефимову, что агенту роман не понравился.

Довлатов пытается наладить отношения Ефимова с Проффером — на одной из конференций заводит с Карлом разговор об Ефимове и якобы добывает у него признание, что он был неправ. Но Ефимову это мало что дает. Да и Проффер, столько сделавший для русской литературы, вдруг рано (глупо говорить — незаслуженно рано) умирает — успев, правда, благословить вышедшую в «Ардисе» уже без него книгу Довлатова «Наши».

Тем не менее, добросовестный Ефимов, получив от Довлатова окончательный вариант «Зоны», не скрывает своего восторга — и выпускает «Зону», и всячески способствует ее успеху, поднявшись над всем тем, что портило их отношения.

Вот так вот, в таких мучениях и трудах — причем, совместных, — и образовалась, наконец, «Зона» — через двадцать лет после того, как Довлатов покинул лагерь! А некоторые еще считают его писателем «легкого жанра»! Нет — ни легкой жизни, ни легкого творчества ему не досталось. Этапы работы над рукописью зафиксированы в «письмах издателю», включенных в текст «Зоны». Трудно все проходило… Зато — появился шедевр!

«Алиханов был в этой колонии надзирателем штрафного изолятора, где содержались провинившиеся зэки.

Это были своеобразные люди.

Чтобы попасть в штрафной изолятор лагеря особого режима, нужно совершить какое-то фантастическое злодеяние. Как ни странно, это удавалось многим. Тут действовало нечто противоположное естественному отбору. Происходил конфликт ужасного с еще более чудовищным. В штрафной изолятор попадали те, кого даже на особом режиме считали хулиганами…

Должность Алиханова была поистине сучьей. Тем не менее, Борис добросовестно исполнял свои обязанности. То, что он выжил, является показателем качественным.

Нельзя сказать, что он был мужественным или хладнокровным. Зато у него была драгоценная способность терять рассудок в минуту опасности. Видимо, это его и спасало. В результате его считали хладнокровным и мужественным. Но при этом считали чужим…»

Трудно оторваться и не читать дальше эту упругую, приятную на язык прозу. Но — приходится отрываться… Книгу эту я пишу не для того, чтобы показать, что у Довлатова получилось (это вы все уже с наслаждением прочли), а для того, чтобы показать, как это получаюсь.

Сотрудничество их продолжалось еще долго. После «Зоны», Довлатов — уже в 1985 году, — вручил Ефимову и свой «Чемодан», и тоже не совсем еще в «упакованном» виде… И опять начались сложные переговоры — что делать? Издавать такую маленькую книжку отдельно — несолидно, никто не купит, надо что-то придумывать. Довлатов, по настоянию Ефимова, дописывает, «в страшных муках», как сообщает он, еще 14 страниц. Да — нелегко это всё получается. Вместе с предисловием Ильи Сермана (старого знакомого Довлатова, тоже бывшего ленинградца) книга составляет теперь 140 страниц. Можно издавать. Ефимов настоятельно советует Довлатову включить в книгу замечательный рассказ «Лишний» о таллинском журналисте Буше, подсказывает ход — пусть Буш тоже что-то подарит рассказчику… Это не получилось. Довлатов, как бы в шутку, набрасывает начало одной из будущих рецензий: «Кучка эмигрантского барахла вырастает в книге Довлатова до символа бедной, великой, многострадальной России…»

И вот «Чемодан» (любимая моя, и не только моя довлатовская книга) выходит в свет!

Ура!

Следующую рукопись Довлатова, «Ремесло», Ефимов воспринимает без энтузиазма, указывая, что уж больно она связана с конкретикой, понятной далеко не всем, напоминает сведение счетов с живущими совсем рядом…

* * *

Но — главное дело сделано! Лучшие книги Довлатова вышли в Америке. Ура! И вклад Игоря Ефимова неоценим. Безусловно — это самые результативные годы для Довлатова. Притом, замечательно сотрудничая с Ефимовым, Довлатов сохраняет деловые отношения с его врагом Проффером и уже после смерти Карла, когда у руля «Ардиса» встает его красавица жена Эллендея, издает там «Наших». Издает «Представление» в неоднократно хулимой им «Руссике». Издает сенсационный альбом весьма небезобидных анекдотов про самых известных писателей с фотографиями Марианны Волковой в издательстве «Слово». Но все удачи имеют оборотную сторону, и плата за все — неотвратима.

Идиллия в отношениях писателя и издателя не могла продолжаться долго. Как мы уже знаем, Довлатов, сознательно или нет, всегда стремился к состоянию непокоя, неустроенности, методично разрушая любые отношения — с друзьями, женщинами, начальством.

Довлатов долго звал Ефимова переехать из маленького Анн-Арбора. но когда Ефимов переехал в Нью-Йорк, точнее — в Нью-Джерси, откуда прекрасно виден Манхеттен за рекой, — отношения их стали портиться стремительно и уже безвозвратно.

Оказалось, что в неспешной переписке, когда есть время подумать, гораздо легче поддерживать добрые отношения, чем вблизи. Живя в одном городе, хоть и в разных его частях, они снова общаются по почте — но почта приходит быстрее, и тон переписки уже другой. Ефимов уже не скрывает обид. Вблизи он «разглядел» Довлатова гораздо подробней. Письма Довлатова всегда были его шедеврами, почти такими же совершенными, как рассказы. В жизни, увы, поддерживать такой уровень у Довлатова уже нету сил. Он не может уже сдерживать свою далеко неоднозначную натуру, в которой черты весьма неприятные преобладали порой над приятными.

Ефимов оскорблен тем, что Довлатов в течении восьми месяцев (?!) ни разу не смог приехать к нему, в том числе и на важные для Ефимова семейные праздники. Что это, как не пренебрежение старой дружбой?

Довлатов тоже не может уже скрывать накопившейся антипатии — все же они долго мучили друг друга, совместно работая, и злоба накопилась. Цепляясь к одному из писем Ефимова, он обвиняет его чуть ли не в воровстве — в продаже экземпляров книги «Компромисс», не принадлежащих Ефимову… начисто при этом забыв, что сам же просил Ефимова их продавать.

Ефимов с присущей ему скрупулезностью перечисляет, наконец, все те, мягко говоря, «шероховатости», которые Довлатов позволял себе. Неискренность, нежелание помочь коллеге, двуличие, но главное обвинение — мизантропия, нелюбовь к людям, интерес лишь к бедам, происходящим с людьми, сочинение — причем весьма талантливое, — злостных сплетен, губительных для тех, кого они касались.