Читать книгу "Калигула - Игорь Князький"

В сословной политике Калигулы тем не менее прослеживалась и определенная логика. Это явствует из сообщения Иосифа Флавия:

«Император Гай… в своем безумии свирепствовал по всему протяжению Римской империи, на суше и на море, преисполняя мир тысячами таких бедствий, о которых никогда ранее и не слыхали. Наиболее чувствовал его гнет город Рим, который он нисколько не выделял из числа прочих городов, тут он своевольно обращался с гражданами и особенно с сенаторами, главным же образом с теми, которые принадлежали к числу патрициев и пользовались почетом за знатное происхождение. Он ревностно преследовал сословие всадников, которые пользовались особенным почетом и значением благодаря своим деньгам и которые почитались одинаково с сенаторами; из числа их поэтому пополнялись члены сената. Этих людей он подвергал бесчестию и изгнанию, убивал их и присваивал их имущество. Вообще все эти казни в большинстве случаев имели в виду разграбление имущества казненных»{299}.

Итак, репрессии против знати должны были смирить гордость высшего сословия Рима, дабы не смело оно противиться безграничному всевластию императора; преследование богатого сословия всадников должно было помочь поправить денежные дела, которые при Гае шли хуже некуда. Ведь он менее чем за год промотал два миллиарда семьсот миллионов сестерциев, практически все наследие рачительного Тиберия!{300}

Пополнить казну таким способом все равно не получалось, и Гай был вынужден прибегнуть к налоговому прессу. А это касалось уже не только высшей знати и сословия всадников, это било по всему населению Империи. Отсюда неизбежный резкий упадок любви к Гаю в народе. Избаловав народ в первые семь месяцев изобилием хлеба и зрелищ, Гай теперь был не в состоянии продолжать прежний курс. И зрелищ стало поменьше, и безопасны для народа они перестали быть из-за жестоких причуд еще недавно обожаемого Цезаря, а рост налогового бремени всегда больше бьет по небогатым слоям населения, они же более всего страдают от неизбежного в подобных случаях роста цен на продовольствие. Тем более что в своей новой налоговой политике Гай проявил удивительную изобретательность, не позволившую, правда, радикально улучшить финансовое положение страны, но зато изумившую и возмутившую всех. Политика была нелепой, порой просто смешной, но прежде всего плохо продуманной и не просчитывающей последствия.

Вот что сообщает о ней Светоний: «Налоги он собирал новые и небывалые. Сначала через откупщиков, а затем, так как это было выгоднее, через преторианских центурионов и трибунов. Ни одна вещь, ни один человек не оставались без налога. За все съестное, что продавалось в городе, взималась твердая пошлина; со всякого судебного дела заранее взыскивалась сороковая часть спорной суммы, а кто отступался или договаривался без суда, тех наказывали; носильщики платили восьмую часть дневного заработка; проститутки — цену одного сношения; к этой статье было прибавлено, что такому налогу подлежат все, кто ранее занимался блудом или сводничеством, даже если они с тех пор вступили в законный брак. Налоги такого рода были объявлены устно, но не вывешены для всеобщего обозрения, и по незнанию точных слов закона часто допускались нарушения; наконец, по требованию народа, Гай вывесил закон, но написал его так мелко и повесил в таком тесном месте, чтобы никто не мог списать. А чтобы не упустить никакой наживы, он устроил на Палатине лупанар: в бесчисленных комнатах, отведенных и обставленных с блеском, достойным дворца, предлагали себя замужние женщины и свободнорожденные юноши, а по рынкам и базиликам были посланы глашатаи, чтобы стар и млад шел искать наслаждений; посетителям предоставлялись деньги под проценты, и специальные слуги записывали для общего сведения имена тех, кто умножает доходы Цезаря. Даже из игры в кости не погнушался он извлечь прибыль, пускаясь и на плутовство, и на ложные клятвы. А однажды он уступил очередь следующему игроку, вышел в атрий дворца и, увидев двух богатых римских всадников, проходящих мимо, приказал их тотчас схватить и лишить имущества, а потом вернулся к игре, похваляясь, что никогда не был в таком выигрыше»{301}.

Казну Гай пытался пополнить не только прямым грабежом богатых людей, нелепыми налогами, которые должны были платить лица менее состоятельные, но и проведением самых широких распродаж, что называется, всего и вся: «Торги он устраивал, предлагая для распродажи все, что оставалось после больших зрелищ, сам назначал цены и взвинчивал их до того, что некоторые, принужденные к какой-нибудь покупке, теряли на ней все состояние и вскрывали себе вены»{302}. Трагическое часто соседствует с комическим. На одних из торгов Гай, заметив, как один из участников, некто Апоний Сатурнин, задремал, сидя на скамье покупщиков, посоветовал глашатаю, ведшему торги, обратить особое внимание на этого человека, который на все кивает головой. Как обычно, Калигула проявил весьма своеобразное остроумие. В результате некстати задремавший Сатурнин по итогам торгов приобрел тринадцать гладиаторов на сумму в девять миллионов сестерциев, во много раз превышавшую их обычную стоимость.

«Во время своего пребывания в Галлии он пустил на распродажу даже убранство старого императорского дворца, для доставки которого были собраны все наемные повозки и даже вьючная скотина с мельниц, что привело к нехватке некоторое время в Риме хлеба. А чтобы распродать эту утварь, он не жалел ни обманов, ни заискиваний: то попрекал покупщиков скаредностью за то, что им не стыдно быть богаче императоров, то притворно жалел, что должен уступать имущество правителей частным лицам. Однажды он узнал, что один богач из провинции заплатил двести тысяч его рабам, рассылавшим приглашения, чтобы хитростью попасть к нему на обед; он остался доволен тем, что эта честь в такой цене, и на следующий день на распродаже послал всучить богачу какую-то безделицу за двести тысяч и позвать на обед от имени самого Цезаря»{303}.

Гай стремился не только, а может быть, и не столько восполнить вконец опустевшую казну, но и к увеличению собственного богатства. Особым вниманием его пользовались предметы искусства, драгоценная храмовая утварь: «Он не оставил ни одного греческого храма без разграбления; везде, где находились какие-нибудь рисунки, или изваяния, или утварь, он приказывал привозить это все к нему, говоря, что красивое обязательно должно находиться в красивейшем месте, а таким является город Рим. Похищенными таким образом вещами он украшал дворец и свои сады, а также многочисленные, рассеянные по всей Италии виллы. Он даже распорядился перевезти в Рим статую почитаемого греками Зевса Олимпийского работы афинянина Фидия. Впрочем, это намерение его не было приведено в исполнение, так как архитекторы сказали Манлию Регулу, которому была поручена перевозка статуи, что изваяние сломается, если его вздумают сдвинуть с места»{304}.