Читать книгу "Куклу зовут Рейзл - Владимир Матлин"

Американское правительство всё больше увязало в преступной войне против вьетнамского народа, а внутри страны полным ходом шло наступление на права трудящихся. Вообще говоря, политика правительства в принципе не может быть правильной или неправильной, она всегда преступна и антинародна, поскольку осуществляется в интересах эксплуататорского класса. Эту доктрину молодой Чайкин усвоил в студенческие годы на собраниях студентов-социалистов, которые позже создали организацию «Студенты за демократическое общество» (SDS). Лидеры и идеологи этой организации призывали к глубоким изменениям в американской жизни, в которой укоренились такие отвратительные явления, как бедность и расовая дискриминация.

Надо сказать, что до середины шестидесятых годов, то есть до возникновения широкого движения против вьетнамской войны, SDS оставалась кучкой радикалов, влияние которых не шло дальше нескольких политизированных университетов. Но в середине шестидесятых руководители этой организации оказались во главе массового антивоенного движения, которому сочувствовали многие американские студенты, потенциальные призывники. По университетам прошла волна митингов и демонстраций, носивших порой весьма бурный характер. Дело доходило до поджогов и столкновений с полицией. Студенты требовали прекращения войны, расширения гражданских свобод и государственных программ по ликвидации бедности.

В некоторых случаях требования студентов носили конкретный характер. Так в университете Гриндейл, где учился тогда Джино, студенты требовали, помимо прекращения войны и установления социальной справедливости, ещё и удаления с территории кампуса представителя производственной компании «Кемпрод». Представитель компании прибыл в университет, как это было принято, чтобы предложить студентам-выпускникам работу на предприятиях компании. Однако вскоре в кампусе стало известно, что «Кемпрод» имеет отношение к производству напалма, который применяется американскими войсками в войне против вьетнамского народа. Это возмутило студентов. И, хотя представитель «Кемпрода» категорически отрицал причастность компании к этому делу, студенты собрались на митинг протеста.

Митинг проходил бурно, страсти накалялись. По предложению местной представительницы SDS Берты Леон была единодушно принята резолюция, требовавшая удаления из кампуса пособника войны. Администрации университета был предъявлен ультиматум: в течение восьми часов очистить кампус от «Кемпрода». В противном случае студенты намеревались сделать это сами с применением силы.

Что означала подобная угроза, администрация понимала хорошо: вполне можно было ожидать захвата студентами административного здания, разгрома внутренних помещений, поджога и захвата заложников. Да, так уже случалось в других университетах. Поэтому ректор срочно связался с губернатором штата и попросил защиты. И вот, когда к семи часам вечера объявленный ультиматумом срок истёк, студенты собрались на повторный митинг. Перед фасадом административного здания выстроилась цепочка защитников — человек сто национальных гвардейцев в форме цвета хаки, в шлемах и с дубинками. Но студентов-то было тысячи полторы…

Этот второй митинг проходил ещё напряжённее, чем первый. Перед студентами выступил перепуганный ректор, который заверил, что представителя «Кемпрода» в кампусе нет, он уехал. Таким образом, нет причины для беспокойства, и всем можно разойтись. Ему возразил один из организаторов митинга: он лично проверил и убедился, что хотя представителя «Кемпрода» в офисе нет, но офис-то существует, вон он, на втором этаже административного здания, всё оборудование на месте, и представитель «Кемпрода» в любой момент может вернуться — пожалуйста, всё для него готово. А мы не хотим терпеть в кампусе убийцу вьетнамских детей…

Толпа ревела от негодования. Ректор пытался объяснить, что офис предназначен не именно для «Кемпрода», что это офис для представителя любой производственной компании, который прибудет в кампус знакомиться со студентами на предмет дальнейшего трудоустройства. Но его не слушали, толпа гудела и размахивала плакатами до тех пор, пока слово взяла Берта Леон.

Она вспрыгнула на сооружённую из двух столов трибуну, стремительная, в ловко сидящей кожаной куртке, и заговорила громко и спокойно, как человек, привыкший обращаться к большой аудитории. И толпа затихла, прислушиваясь к её словам. Она начала с комплимента, сказав, что собравшиеся здесь гораздо умнее, чем это кажется ректору университета. В этом месте ректор закивал головой, что вызвало дружный смех студентов. Напрасно ректор думает, продолжила Берта, что студенты так наивны.

— Наша цель, — повысила она голос, — не физическая расправа с отдельным представителем отдельной компании — мы не хулиганы и не погромщики! Цель наша — показать и администрации, и производственным предприятиям, вербующим выпускников, что студенты нашего университета никогда, ни за что не будут работать на войну.

Толпа одобрительно загудела.

— Но было бы непростительной ошибкой ограничить наши требования закрытием вербовочного офиса или чем-то подобным, — продолжила Берта. — Мы должны воспользоваться этим собранием, чтобы высказать им, — тут Берта показала рукой то ли на административное здание, то ли на строй гвардейцев, — все наши требования, да, предъявить все наши счета. Вон я вижу у ребят в руках правильные транспаранты: «Прекратить преступную войну!», «Президент заврался», «Управлять страной должен народ», «Да здравствует диктатура пролетариата!». Вот это серьёзный разговор, вот чего надо добиваться!

Транспарант насчёт диктатуры пролетариата держал в руках Джино Чайкин, он и изготовил его сам — по совету Берты Леон.

Джино был знаком с Бертой давно, в пятидесятых годах они вместе учились в Колумбийском университете. Берта тогда носилась с идеей преодоления холодной войны путём установления контактов с советским студенчеством. По её замыслу, совместные согласованные выступления американских и советских студентов против холодной войны должны привести к тому, что всем станет очевидна несостоятельность и бессмысленность политики правительства, ориентированной на обострение отношений между двумя странами. Нужно было лишь установить связь со студенческими организациями в Советском Союзе, над этим и работала тогда Берта. Узнав, что у Джино где-то в России есть родственники, она дала ему задание установить с ними связь и выяснить, нет ли среди них студентов.

Джино, естественно, в первую очередь обратился к отцу. Айзек признался, что мало знает о своих родственниках в России. Когда-то, в первые годы после эмиграции, он ходил на встречи «ландсманшафт», то есть землячества. Правда, из Захвылья там никого не было, но были люди из соседних городов и местечек, так что наиболее важные новости доходили. Именно таким образом он узнал о погроме в Захвылье и о гибели сестер. Примерно тогда же услышал, что Арон ушёл в Красную Армию. Однако все попытки узнать его дальнейшую судьбу, а также местонахождение матери не давали результата: эмиграция из России прекратилась и традиционный способ узнавать новости от вновь прибывших больше не работал. Да и сам Айзек Чайкин к этому времени стал крупным профсоюзным боссом, был постоянно занят и ходить на встречи земляков у него не хватало времени.