Читать книгу "Внучка берендеева. Третий лишний - Карина Демина"

— На от, может, в голове чего и появится.

Книжки были интересными.

Она и принялась почитывать, когда получалось добыть. После уж и со стариком одним, что книжную лавку держал, сговорилась. Разрешал за пару медяшек приходить и читать, она ведь тихонько, никому не мешая. И дотянула б до Акадэмии… а уж в ней-то он, поди, и не достал бы.

Щучка представляла, как поступит.

Выучится.

И станет могучею магичкой, к которое на кривой козе не подъедешь. И тогда… что тогда, она не очень представляла. Порой видела себя важною, в шелках и атласах, навроде тех боярынь, которые и на рынок жемчугами обвешавшись ходют, и все-то вокруг кланяются угодливо.

И никто не швырнет в такую гнилою картошкой, не обзовет приблудой.

Или вот еще не в шелках, но в мужском строгом наряде да с шаблей на поясе, тогда все узрят, что Щучка — не просто баба, а воительница горделивая. И он десять раз подумает, прежде чем подойти к ней, вспомнит, как шпынял, как бил…

Мечты были сладкими.

Не сбылося.

Ей семнадцатый годок пошел, когда ему вперлась в голову новая блажь: выдать Щучку замуж. Да не просто так. Небось среди своих сыскались бы охотники на царевну такую, но ему вздумалось за благородного.

И богатого.

— Будешь у меня взаправдушней царевной жить. — Он ударил ладонью по кривому креслу, в котором полюбил сиживать. — И мамка твоя… от встретимся, скажу, что вырастил и доглядел. Как умел. И нечего меня попрекать.

И в Щучку, которая ни словечка не сказала, поленом кинул.

Она увернулась.

Сбегла из дому на денек-другой, надеясь, что образумится… а он не образумился.

Приволок женишка.

Точней, прислал Бизюка, которого держал за подлость и проворство, а с ним записочку, чтоб, мол, нарядилась для свадьбы.

Нет, жадным он никогда-то и не был. Платье сам справил. И рубахи шелковые, с шитьем тонким по горлу, с рукавами широченными, с запястьями золотыми, коими этие рукава прихватвались. Летник гладенький, переливчатый, то синим цветом вспыхнет да ярким, что небо весеннее, то спокойною прозеленью. Щучка этакой красоты и не видала, не то что нашивать.

Гаруна, постаревшая, раздавшаяся в боках, только языком цокала.

Ее, значить, в помощь прислали.

Волосы расчесать гребешком густым, чтоб, ежели есть платяные звери, всех выбрать. А заодно и волос распрямить, густой да кучерявый.

Лентами переплесть.

Лицо набелить, а то ж смуглым сделалося от загару. Где это видано, чтоб у девки благородной да лицо смуглявое?

— Может, — сказала, глаза отводя, — и получится чего…

— Чего?

Щучка глядела на себя в зеркало — отыскал же ж для этакого случаю, и не медное, в которое глядись аль нет, но толку мало, а взаправдашнее, которое купцы из-за границы возят. Глядела и не узнавала.

Она ли это?

Лицом округла.

Глаза зелены. Губы пухлы. Румянец и тот имеется. А уж волос рыжий переливается, что шкурка лисья драгоценная.

— Ничего, дорогая… только… — Гаруна вздохнула. — Неспокойно у меня… он, конечно, скотина еще та, но тебя по-своему любит.

Щучка фыркнула.

Такая любовь горше ненависти. Ненависть небось честней.

— Любит, любит… ему ж неможно было жениться. И чтобы дети законные. Не по правде это вашей. — Гаруна волосы заплетала косичками тонюсенькими, из них узор вывязывая. — Ты не знаешь, скольких ему положить пришлось, доказывая, что с вами силы он не утратил. Его и травить пытались. И на нож поднять. Один умелец и амулета прикупил… выдюжил… твою мать любил. Любил, а не сумел простить, что она у меня работала… что с другими, стало быть, была… гордый. Вот и сломали его любовь с гордостью, перекорежили.

Вздохнула и коснулась губами макушки Щучкиной.

— Он тебя хотел отослать к саксонам. Есть у них школы для девочек, я сказывала. Может, и лучше было бы, чтоб поехала. Там бы тебя манерам учили. Себя держать… и всякому другому… но он не нашел сил расстаться. Ты на мать свою очень похожа.

…ага, такая же потаскуха, если ему верить. Хотя Щучка ни с кем еще… да и как тут, если за нею в оба глаза приглядывают. Вон, Макуше, которому вздумалось, что он всех сильней да умелей, живенько руки переломали.

…а ее за Макушины шуточки он головой о стену бил и приговаривал:

— Не смей блудить… я из тебя эту дурь повыбью…

…повыбил.

— И хорошо, что он о тебе заботится. Без его заботы, девонька, ты бы скоро у меня оказалась. Или где похуже. В этом мире женщинам тяжело…

— А если женщина магичка?

Годок всего перетерпеть.

— Магичка? — Гаруна усмехнулась. — Что ж, магичкам, мыслю, легче. Только с силой своей сладить непросто. Да и учиться… думаешь, примут тебя?

— Примут. Всех берут.

— Говорят, что всех берут, — поправила Гаруна. — Но почему-то учатся одни боярские детки. Однако я не о том с тобой хотела. Он отыскал тебе мужа. Это хорошо. Плохо, что парень гнилой.

Щучка закрыла глаза.

Боярские дети?

Пускай… она сумеет… пройдет… станет… кем-нибудь да станет… у нее ведь дар, пусть и дремлет пока, но раскроется. А по правилам и с дремлющим даром брали, помогали… и неслабый ведь… ладно, пусть не в боевые магики, тут она поспешила, но к тем же целительницам.

Целителей везде ценят.

А уж она-то будет стараться. Она уже читает книги про травы всяческие. Правда, сложно… по луне, под луной… сушить как, тереть, резать. В голове это все не умещается. Да и травы она с трудом одну от другой отличает. Но это ничего…

— Он к нам частенько заглядывал. Кутила. Игрок. Проигрывается и пьет, дуреет… девок моих колотить повадился. Силенка у него не та, что у твоего батьки… да и как тебе объяснить. Твоему, когда злость глаза застит, все одно, кто перед ним, хоть сам царь-батюшка. Это честная ярость. От крови ли, от проклятия… не знаю. А этот завсегда понимает, кого цапнуть можно, чтоб зубы уцелели. И горделив-то… боярин он, значит, все дозволено. Мы же вроде как и не люди.

Щучка закрыла глаза.

Ленты зеленые, летник драгоценный. Подарок, стало быть, от тятеньки… и женишок с нутром гнилым. Но ничего, если он послабей будет, то Щучка справится.

Она не потаскушка затурканная, чтобы себя в обиду дать.

— Помни, он тебя любит. Бить бьет, тут ничего не изменишь. Натура у него такая, скотская. Но кому другому пальцем тронуть не позволит. Понимаешь? И если этот твой… женишок вздумает тебе обиду чинить, только слово скажи, и он из него чучело сделает.

…кто бы из него самого чучело сделал. Вот была бы удача.