Читать книгу "Звездные войны. Таркин - Джеймс Лучено"

Кроме того, Таркин встретился с Объединенным командованием армии и флота, а также с директорами и высшими офицерами разведывательных служб. С их помощью он сменил большую часть ключевого персонала на Дальней базе, а также откорректировал графики поставок и пути конвоев. Он также санкционировал переаттестацию всех ученых и специалистов, установив новые требования как к режиму секретности, так и к безопасности, и распорядился, чтобы никакие конвои не отправлялись без надлежащей охраны. К немалому недовольству бесчисленных обитателей систем вдоль транспортных путей, он ограничил доступ к Голосети, предоставив его лишь службам Империи. Население этих планет восприняло его действия как начало завоевания Империей Внешнего Кольца.

В системе Джеонозис он ввел правила, ограничивавшие контакт работников — как подрядчиков и вольнонаемных, так и рабов — с остальной Галактикой. Отпуска были отменены, а связь любого рода строго контролировалась. Он усилил Сторожевую базу и перевалочные станции, а также направил патрульные флотилии в ближайшие системы и послал своих самых доверенных офицеров на поиски пиратов и контрабандистов, приказав уничтожать их на месте.

В дополнение к своей новой должности он разработал серо-зеленую форму с широким поясом и стоячим воротником; на груди кителя красовались четыре кодовых цилиндра и обозначавший звание знак из двенадцати разноцветных квадратов — шести синих над двумя тройками красных и золотых. При любых контактах с Императором его именовали гранд-моффом, но в обычном общении с военными за ним сохранилось почетное звание губернатора.

Завершив свои дела на Корусанте, Таркин отправился из Ядра в сектор Большая Сесвенна на борту «Исполнительницы», ставшей теперь его личным кораблем. «Это самое меньшее, чем Империя может компенсировать утрату „Гиблого Шипа“», — сказал Император, передавая ему звездный разрушитель. Помимо тысяч военных и специалистов, составивших экипаж огромного корабля, он получил личную охрану из тридцати двух штурмовиков, сопровождавших его повсюду, куда бы он ни направлялся, — по крайней мере, когда он им это позволял.

По прибытии на имперском челноке в космопорт Фелар его приветствовали радостные толпы, представители прессы и военный оркестр. В столице Эриаду он посетил родных и старых друзей, а также дал новые интервью. Местный губернатор, оказавшийся его родственником, вручил ему ключи от города и устроил парад в его честь. Во время пребывания в своем бывшем доме он позировал скульптору, которому поручили создать статую для установки на главной городской площади.

Прежде чем покинуть родную планету, Таркину оставалось совершить лишь одну, последнюю миссию, и ему с некоторым трудом удалось убедить свой отряд телохранителей, что он должен в одиночку предпринять нечто вроде личного паломничества. Штурмовикам это не понравилось, ибо их долгом было защищать его, но они все же уступили, поскольку он собирался побывать на земле предков. Не считаясь с тем, что его могли подстерегать наемные убийцы, Таркин не стал делать тайну из своего путешествия и утром отправился на плато на старом аэроспидере, которым уже много лет не пользовался никто из обитателей семейного имения. Едва покинув пределы столицы Эриаду, он позволил себе расслабиться, вспоминая ежегодные путешествия на плато, которые совершал в юности. Даже его одежда напоминала ту, что он носил в те годы, и больше подходила охотнику или следопыту, чем имперскому гранд-моффу.

Когда после нескольких часов неровного полета перед Таркином появилось плато и окружавшая его вулканическая местность, он почувствовал себя так, как не чувствовал никогда прежде, ибо всегда носил эти места в своем сердце, куда бы ни забрасывала его судьба. Другие обвиняли его в бессердечии и бездушии, но это была неправда — просто душа его всегда пребывала здесь, в девственных краях его родного мира. Привязанность, которую он испытывал к этим местам, была из тех, что свойственна не любителям природы, а скорее тем, кто научился ее покорять. И он намеревался оставить здесь все таким, каким оно было всегда, — и животных, и буйную растительность, в качестве напоминания о власти, которую он над ними имел.

Таркин совершил несколько кругов над плато, наблюдая за стадами мигрирующих животных. День стоял солнечный и ясный, и он мог во всех подробностях видеть открывающийся перед ним пейзаж. Наконец он посадил древнюю машину в саванне, рядом с каменным холмом, на который собирался подняться, и отправился в путь пешком, заправив штанины в высокие сапоги и затянув на запястьях рукава легкой рубашки, чтобы защититься от полчищ жалящих насекомых. Добравшись до холма, он начал карабкаться по камням, перепрыгивая через расщелины и цепляясь пальцами рук и ног. Холм выглядел намного более одиноким без стаи его хранителей-вирмоков, но оставался священным местом — благодаря тому, что сумел здесь совершить юный Уилхафф.

Когда Таркин добрался до вершины, он тяжело дышал. Над камнями дул горячий ветер, от обсидианового озера у подножия Шипа отражался ослепительный свет. Таркин подумал было вскарабкаться на колонну, но понял, что теперь ему вполне достаточно постоять у ее основания, наслаждаясь воспоминаниями. Он провел так несколько часов, подобно вирмоку растянувшись на теплых камнях и не обращая внимания на жажду, и ушел, лишь когда начало темнеть, осторожно спускаясь среди камней, что оказалось несколько труднее, чем подъем. Стоило лишь поскользнуться, сделать неверный шаг или споткнуться...

Вновь оказавшись среди высокой травы, он двинулся назад по собственным следам, а затем, словно избегая скрытых среди стеблей препятствий, начал перемещаться зигзагами, приближаясь к аэроспидеру и уединенной лесной поляне позади него. Шорох его ног по траве смешивался с жужжанием и гудением насекомых, но ничто больше не нарушало тишину, кроме его собственного дыхания и едва слышного эха его шагов. Его отделяло от аэроспидера около пятидесяти метров, когда позади послышался треск ломающихся ветвей и удивленный возглас угодившего в ловушку человека.

Довольный собой, Таркин остановился, повернулся и направился к яме, которую сам выкопал много лет назад.

— Привет, Уилхафф, — сказал кто-то из высокой травы слева от него, прежде чем он успел дойти до ямы.

Из травы поднялся Джова — постаревший и сморщенный, с задубевшей кожей, но все еще полный энергии для своего возраста. Казалось, тридцать проведенных на Гиблом плато лет не причинили ему особого вреда. Раздвигая траву саванны загрубевшими руками, он двинулся навстречу Таркину, протягивая ему изящный бластер.

— Он его выронил, когда свалился в яму, — сказал старик. — «Вестар», кажется?

Кивнув, Таркин взял бластер, поставил на предохранитель и заткнул за пояс.

— Где его спидер, дядя?

Джова показал узловатым пальцем на восток:

— За деревьями. Я думал, он последует за тобой по склону холма, но он остался внизу, устроив себе небольшое гнездо в траве, а потом пошел по твоим следам, когда ты спустился и направился к кораблю.

Подойдя вместе к яме, они увидели на глубине около четырех метров Теллера, слегка оглушенного неожиданным падением. Когда их головы появились над краем, тот, прищурившись, поднял взгляд. К счастью для Теллера, когда-то торчавшие на дне ямы заостренные колья превратились в труху. Падение, однако, что-то повредило в его камуфляжном костюме, и он то сливался с трухой, то становился видимым невооруженным глазом.