Читать книгу "1612 год - Дмитрий Евдокимов"

— Держись, мой храбрый Вилли! — воскликнул Маржере и, взяв юношу на руки, вышел беспрепятственно на крыльцо, усадил его впереди себя на лошадь и медленно тронулся в путь. Но, увы, осторожность не помогла: едва они достигли Арбата, как юноша вскрикнул и обмяк окончательно.

У казармы царских телохранителей никого не было, зато напротив москвитяне осадили двор Вишневецкого, кидали через забор камни, палки, однако опасаясь подходить слишком близко: раздававшиеся из окон редкие, но прицельные выстрелы оставляли то там, то здесь корчащиеся от боли фигурки людей.

Весь день по Москве раздавались пальба, торжествующие крики толпы и жалобные стенания жертв. На следующий день шум стих, везде на крестцах встали караулы стрельцов. В доме, где жил Маржере, появился Исаак Масса.

— Тебя пропустили? — удивился хозяин.

— Да, я сказал, что пользуюсь особым расположением Василия Шуйского. Этого достаточно. Ведь он собирается венчаться на царство.

— Василий Шуйский? Этот плюгавый старик?

— Это страшный по своему вероломству человек, — зашептал Исаак. — Ты помнишь, что Димитрий его помиловал в свое время? А что он сделал с Димитрием?

— Что? — Маржере приподнялся на постели.

— Я сейчас был на Красной площади! Более страшного надругательства я еще не встречал. Его, голого, облитого нечистотами, бросили на торговый прилавок, надев на лицо маску. Привязали один конец веревки к его детородным органам, а другой — к ноге Петра Басманова, который, тоже совсем обнаженный, лежит под прилавком!

— Господи Иисусе! — прошептал Маржере. — Но это точно он?

— Он, он! — возбужденно сказал Масса. — Я подошел совсем вплотную, чтобы посчитать количество ран. Его изрубили, так что целого места не осталось. Двадцать одна рана, а голова разбита выстрелом из ружья так, что мозги наружу. Но узнать его все равно можно. Шуйский, чтобы оправдаться в этой страшной смерти, велел кричать бирючам, что убит вовсе никакой не царевич, а Гришка Отрепьев. Из-за чего ввел москвитян в недоумение: если убит Отрепьев, то где истинный царевич? Открыто говорят, что он спасся и скрылся со своим верным клевретом Мишкой Молчановым в Северскую землю. Но чудес не бывает!

— Жаль мне государя! — вздохнул Маржере. — Но что я мог сделать? Как послы? Конечно, торжествуют?

— Вероломный Шуйский и их оставил в дураках! — возбужденно продолжал Масса. — Напрасно они ждали от него благодарности! Он приказал оцепить тройной цепью охраны посольский двор, а также дворы Мнишека и Вишневецкого. Более пятисот поляков, тех, что жили по отдельным дворам, перебиты. Так что воздадим Господу хвалу, что мы сами еще живы!

Бояре схватили разбившегося в падении царя и повлекли его так, что он мог бы сказать с пленником Плавта: «Слишком несправедливо тащить и колотить в одно время». Его внесли в комнаты, прежде великолепно убранные, но тогда уже разграбленные и изгаженные. В прихожей было несколько телохранителей под стражею, обезоруженных и печальных. Царь взглянул на них, и слезы потекли из глаз его; он протянул к одному из них руку, но не мог выговорить ни слова; что думал, известно только Богу-сердцеведу; может быть, он вспомнил неоднократные предостережения своих верных немцев! Один из копьеносцев, ливонский дворянин, Вильгельм Фирстенберг, пробрался в комнаты, желая знать, что будет с царем; но был заколот одним из бояр подле самого государя. «Смотри, — говорили некоторые вельможи, — как усердны псы немецкие! И теперь не покидают своего царя; побьем их до последнего!» Но другие не согласились.

Принесшие Димитрия в комнату поступали с ним не лучше жидов: тот щипнет, другой кольнет. Вместо царской одежды нарядили его в платье пирожника и осыпали насмешками. «Поглядите на царя сероссийского, — сказал один, — у меня такой царь на конюшне!» «Я бы этому царю дал знать!» — говорил другой. Третий, ударив его по лицу, закричал: «Говори, кобель сучий, кто ты, кто твой отец и откуда ты родом?» «Вы все знаете, — отвечал Димитрий, — что я царь ваш, сын Иоанна Васильевича. Спросите мать мою: она в монастыре; или выведите меня на Лобное место и дозвольте мне объясниться». Тут выскочил с ружьем один купец, по имени Валуев, и, сказав: «Чего толковать с еретиком? Вот я благословлю этого польского свистуна!» — прострелил его насквозь.

Между тем старый изменник Шуйский разъезжал на дворе верхом и уговаривал народ скорее умертвить вора. Все мятежники бросились ко дворцу; но как он был уже наполнен людьми, то они остановились на дворе и хотели знать, что говорил польский шут, им отвечали: «Димитрий винится в самозванстве» (чего он, впрочем, не сделал). Тут все завопили: «Бей его, руби его». Князья и бояре обнажили сабли и ножи: один рассек ему лоб, другой — затылок; тот отхватил ему руку, этот — ногу; некоторые вонзали в живот ему ножи. Потом вытащили труп убиенного в сени, где погиб верный Басманов, и, сбросив его с крыльца, кричали: «Ты любил его живого, не расставайся и с мертвым!» Таким образом тот, кто вчера гордился могуществом и в целом свете гремел славою, теперь лежал в пыли и прахе. Не худо было бы и другим остерегаться такой же свадьбы: она была не лучше парижской. Димитрий царствовал без 3 дней 11 месяцев.

Конрад Буссов. Московская хроника

Кто был он, столько зол Московии с собою Принесший? Срок пришел, И то, что ты с чужою Судьбою произвел, Свершилось над тобою. Но имя вновь звучит И чудо! — всех морочит. Димитрий — так твердит Молва — подняться хочет. Москву он умалит И беды ей пророчит. Но Бог, что все дела Провидит и стремления Не знает, чтоб понесла Держава умаленье, И не допустит зла Господне Провидение.

Исаак Масса.

Краткое известие о Московии в начале XVII в.

Часть третья

Власть во лжи

Англичанин Майкл Кнаустон, Жак де Маржере и его капитаны, и шотландец Альберт Лантон, были званы в Кремль только через три дня после той страшной ночи. Въезжая на Красную площадь через крытый Воскресенский мост, полковник увидел, как на противоположной стороне площади, обращенной к Москве-реке, вдоль торговых рядов вздымается облако пыли. Маржере пришпорил свою лошадь и приблизился к толпе, скучившейся у Лобного места. Одного взгляда было достаточно, чтобы понять, что здесь происходит. Пьяный мужичонка из «божедомников» в рваном зипуне и в невыносимо грязном треухе, сидя верхом на пегой кляче, орал богохульные проклятья и нахлестывал по крупу свою лошаденку, тащившую страшный груз. К веревке, притороченной к седлу, был привязан за ноги обнаженный, начавший уже разлагаться синюшный труп. Старый вояка, навидавшийся за свой бурный век немало покойников, подъехал поближе и, вглядевшись попристальнее в изуродованное сабельными ранами лицо покойника, узнал Димитрия, точнее, то, что от него осталось после надругательства толпы.