Читать книгу "Меч Христов. Карл I Анжуйский и становление Запада - Ярослав Шимов"

Уния, однако, была сшита чересчур на живую нитку. Взаимное недоверие сторон сохранялось. Масла в огонь подливал и Карл Анжуйский, который, часто появляясь при папском дворе, прилагал все усилия для того, чтобы расстроить хрупкое согласие с греками. Впрочем, пока королю пришлось по прямому настоянию папы отложить поход на Константинополь, нарушив тем самым условия договора в Витербо, предполагавшего, что войско Карла выступит против Византии не позднее 1274 года. Отношения между Карлом и Григорием X были сложными: оба слишком по-разному смотрели на балканскую и ближневосточную политику. Если для папы главной стратегической целью был крестовый поход в Святую землю, если понадобится — с помощью греков, то для Карла путь в Иерусалим лежал через разгром Палеолога и возвращение Константинополя под власть латинян. В то же время папа и сицилийский король по-прежнему нуждались друг в друге: «Легитимность власти [Карла] в Regno основывалась на его положении папского вассала. Он не мог позволить себе разрыв со своим сюзереном. Григорий, удовлетворенный проявленной в 1275 году готовностью Карла принять крест[155], отчаянно пытался заручиться поддержкой последнего для [своих планируемых предприятий] в Утремере, где положение все более ухудшалось; кроме того, папа нуждался в союзниках и в Центральной Италии». С каким бы подозрением и неприязнью ни смотрели друг на друга король и понтифик, позволить себе полный разрыв они не могли.

Тем временем новообретенным греческим союзникам папы приходилось нелегко. Византийская делегация по возвращении из Лиона столкнулась с многочисленными обвинениями в свой адрес со стороны противников унии. Круг приверженцев объединения церквей по-прежнему ограничивался в основном придворными, чиновниками, частью высшей аристократии и зажиточных обитателей Константинополя, в той или иной мере связанных с Западом. В целом же общество отнеслось к заключенному соглашению крайне враждебно. Иоанн Векк, который в 1275 году был под давлением императора избран патриархом за свои заслуги в заключении и пропаганде унии, признавал: «Не только люди образованные, но даже женщины, их служанки, люди, ничего кроме земледелия и обычных занятий не знающие, считали нас чуть ли не злодеями и дерзко поносили тех, которые хотя бы осмелились намекнуть на унию».

Забегая вперед, отметим, что Лионская уния не продержалась и десятилетия. В 1281 году папа Мартин IV, близкий союзник Карла Анжуйского, обвинил Михаила Палеолога в несоблюдении условий церковного объединения (хотя заметная часть вины лежала на западной церкви, так и не продемонстрировавшей грекам в достаточной мере ни открытости, ни понимания) и отлучил василевса от церкви. Годом позже Михаил VIII умер, а его преемник Андроник II «торжественно провозгласил отказ от унии, патриаршую кафедру взамен низложенного Иоанна XI Векка снова занял Иосиф I» (он был в свое время свергнут и сослан императором Михаилом за отказ поддержать унию). Раскол между западным и восточным христианством сохранялся до середины XV века, когда в последние годы существования Византии была предпринята новая попытка объединения — Флорентийская уния (1439). Она, впрочем, тоже не была признана большинством православных священнослужителей и верующих и, как и Лионская, оказалась мертворожденной.

Рассматривая эту ситуацию ретроспективно, трудно оценивать ее иначе как большую историческую трагедию. Корни ее лежали в разгроме крестоносцами Константинополя в 1204 году и полувековом существовании Латинской империи, которое окончательно утвердило в сознании византийцев образ латинян как брутальных и коварных врагов. Даже Михаил VIII, вроде бы стремившийся расширять не только церковные, но и политические, и экономические контакты с Западом, всегда держал это в уме: «Назначение латинян командующими императорскими флотами и армиями, передача им земель в феод (пронию) и даже их принятие в ряды византийской знати показывают значительную степень западного влияния в Византии в правление Михаила. Тем не менее можно с уверенностью сказать, что… привлечение людей Запада на императорскую службу имело своей конечной целью защиту Греческой империи от западной агрессии». 1261 год не перечеркнул 1204-й, а 1274_й, год Лионской унии, не «отменил» последствия этих двух.

На теологические расхождения, значения которых для людей Средневековья никак не следует преуменьшать, накладывались политические и экономические противоречия — от борьбы Византии и «франкских» государей за земли и влияние на Балканах до конкуренции между греческими и итальянскими купцами. Небезосновательные опасения православных церковников относительно упадка Константинопольского патриархата, которым могла обернуться уния, сочетались с взаимными культурными предрассудками и стереотипами, мешавшими примирению. Именно события XIII века укрепили во многих византийцах такое отношение к Западу, которое позднее, в XV столетии, накануне окончательного падения того, что еще оставалось от Восточной Римской империи, нашло свое выражение в самоубийственном лозунге «Лучше турецкая чалма, чем папская тиара».

В исторической перспективе это означало, что запад и восток христианского мира остаются разъединенными перед лицом стремительно набиравшего силу мусульманского государства, основанного в Малой Азии одним из турецких эмиров — Османом. Превратившись в XIV — начале XV в. в мощную империю, эта держава стала не только могильщицей Византии, но и несколько столетий представляла собой головную боль всей Европы, в первую очередь Восточной и Юго-восточной. Борьба с натиском Османской империи обернулась сотнями тысяч, если не миллионами жертв с обеих сторон, опустошением в результате многочисленных войн обширных регионов — от Адрианополя до Буды и предместий Вены. Именно под Веной в 1683 году османское наступление было остановлено окончательно и сменилось новым постепенным проникновением христианских держав на Балканы. Как знать, не удалось бы избежать всего этого, если бы в XIII веке Рим и Константинополь не оказались столь непримиримыми.

Лев и Змей

Противостояние Карла Анжуйского и Михаила Палеолога было одним из главных факторов, воспрепятствовавших попыткам церковного объединения. Хотя поход на Константинополь Карлу пришлось отложить, боевые действия на Балканах велись довольно активно. Если, подобно средневековым хронистам, прибегнуть к метафорическому языку, то многолетнюю борьбу сицилийского короля и византийского василевса можно сравнить с поединком льва и змея. Карл действовал относительно прямолинейно, полагаясь прежде всего на силу оружия и лишь во вторую очередь — на дипломатическое искусство. Михаил был более изворотлив и пытался не только нанести противнику поражение на поле битвы, но и ослабить его позиции с помощью дипломатических ухищрений и заговоров. В конце концов ему это удалось — «Сицилийская вечерня», как мы увидим, хоть и стала спонтанным массовым выступлением против власти Анжуйского дома, однако почва для нее была подготовлена не в последнюю очередь византийскими интригами и деньгами. Впрочем, всех последствий этого Палеолог, скончавшийся в декабре 1282 года, уже не увидел.

Предыдущее десятилетие, однако, протекало на Балканах под знаком почти непрерывных столкновений между войсками возрожденной Византии и силами Карла Анжуйского и его союзников. Одновременно шли войны между местными государями, которые из тактических соображений вставали в конфликте сицилийского короля и византийского императора то на одну, то на другую сторону. Так, Эпирское царство, чей правитель Михаил II скончался в 1268 году[156], было ослаблено распрей между двумя его сыновьями — законным наследником Никифором и бастардом Иоанном, правившим Фессалией. Карл воспользовался ситуацией и занялся расширением своих владений в Албании за счет эпирцев. В 1271 году он занял Дураццо (или Диррахий, ныне Дуррес) и при поддержке части местных феодалов и горожан, встревоженных угрозой со стороны усилившегося Сербского королевства, был в начале следующего года провозглашен королем Албании. Фактически власть Карла в этой неспокойной горной стране была непрочной, а в 1277 году Византия начала контрнаступление, отбив большую часть занятых ранее анжуйцами территорий. Дураццо и окрестности, впрочем, Анжуйский дом удерживал до 1368 года (с перерывом в 1294_1304 годах, когда город находился под контролем византийцев). Название «Дураццо» надолго вошло в генеалогию династии, основанной Карлом: титул «герцога Дураццо» стал наследственным в одной из младших ветвей рода[157]. В «анжуйской» Албании постепенно сложилось специфические мультикультурное общество, о чем, в частности, есть упоминания в записях двух ирландских монахов — Симона и Гуго, которые останавливались в Дурресе в 1322 году по пути в Иерусалим. Они отмечали, что город «населен латинянами, греками, коварными евреями и дикими албанцами».