Читать книгу "В любви брода нет - Галина Владимировна Романова"

Все хорошо, значит… Ну, и хорошо, что все хорошо… Данилка с Геральдом, а она с Сашей. Пусть будет так, пусть так будет вечно и никогда, никогда не кончается.

Он все же нашел ее! Вот упрямец какой! А Геральд про него говорил — неудачник. Сам он…

Она улыбнулась. Все заметили это и снова загалдели. Стал слышен нарастающий звук мотора, и кто-то закричал о том, что «Скорая» наконец-то приехала. И прежде чем ее забрали от него и увезли куда-то к хрустящим стерильным халатам и множеству трубок и иголок, пахнущих лекарством, она еле слышно прошептала, почти уверенная в том, что он ее услышит:

— Саша… Сашенька мой…

Глава 32

Летние каникулы нагрянули вместе с затяжными ливнями, свирепыми грозами и оглушительным запахом цветущего под окнами их дачного домика жасмина. Это был уже только их домик — ее и Сашин.

Верочка стояла у открытого окна и вдыхала, вдыхала снова и снова этот дурманящий аромат и все никак не могла заставить себя уйти со сквозняка. А Саша ругался. Вернее, не ругался, а ворчал, что она совсем не бережется. Что еще очень слаба и ей нужно хотя бы накинуть на плечи кофту или чуть прикрыть окно и не торчать возле него целыми днями. А если ей так хочется этого жасмина, он втащит весь куст прямо в дом…

Верочка слушала его и улыбалась, кротко и нежно. Ей нравилось слушать Санино ворчание, Санин голос. Знать, что он рядом, хлопочет чего-то там на кухне и ворчит на нее…

— Хорошо как, Саша, — произнесла она чуть слышно, когда они уже сидели за обеденным столом и ели омлет с ветчиной, который он собственноручно приготовил им на завтрак. — Вот бы всегда так, да?

— А кто нам мешает! — воскликнул он со счастливой улыбкой глупого влюбленного мальчишки-подростка. — Домик наш, лето впереди, и вся жизнь тоже… Вся жизнь впереди, и она наша, Верунь, одна на двоих. Так ведь?!

— Тьфу, тьфу, тьфу! — Она суеверно постучала по краешку стола, на котором острым углом топорщилась накрахмаленная белоснежная скатерть. — Не сглазить бы, Саша. Я просто радоваться боюсь. Засыпаю и боюсь… Вдруг проснусь, и ничего этого нет. Ни тебя, ни покоя, который ты мне подарил, ни завтрашнего дня… Не говори на ветер, ладно?

— Ладно, ты ешь, пожалуйста, все остывает. — Он незаметно, как ему казалось, подложил ей еще ветчины и подлил сока в высокий тонкий стакан. — Какие планы на день? Со мной в город поедешь или тут будешь ждать?

— Поеду. С Данилой сегодня договорились по магазинам пройтись. Отец отправляет его в лагерь, сам ложится на операцию, предложили мне похлопотать со сборами. Я согласилась. Только не хмурься, я не стану нагружать себя сумками и надрываться. Ника побудет с нами. Кстати, она очень хорошая девушка. И Данилку любит. Так плакала, когда обо всем узнала…

По общей договоренности Данила жил теперь на два дома. Никаких неудобств, на удивление, это не повлекло. Да и мальчишке так было проще. Куда легче оказалось общаться с родителями на их территории, чем ждать очередной вспышки при их вынужденных встречах. Геральда Верочка простить так и не сумела. И всякий раз, как приходилось видеться, невольно винила его в том, что с ними случилось. А еще винила себя. За упрямство и глупое молчание, не позволившее Саше вмешаться и все сделать сразу правильно. Она ведь только сейчас поняла, что он все и всегда делает правильно. И еще поняла, что, кажется, полюбила его. Он тоже об этом догадывался, но помалкивал. Боялся спрашивать, не торопил. Осторожничал, одним словом, а вдруг спугнет и все такое…

— Сашка, а ты ведь трусоват по натуре, — вдруг обронила Верочка, глядя на его макушку.

— Что? — Он поднял на нее глаза от тарелки и растерянно заморгал. — Почему ты так решила?

— А почему ты уже два с лишним месяца ходишь вокруг да около и не спросишь о том, о чем узнать тебе смертельно хочется, а? И в больнице, когда ухаживал за мной, не спросил. И сейчас… Почему? Трусишь?

Назаров сразу понял, о чем она говорит. Но еще какое-то время притворялся непонимающим. Жал плечами, мотал головой, закатывал глаза, якобы пытаясь вспомнить. Дождался того, что она шутливо шлепнула его по макушке, и вот тогда он спросил. Спросил, как в ледяной омут прыгнул, покрывшись крупными мурашками и затаив дыхание. Знала бы она, как важен для него ее ответ, не смеялась бы так и не медлила. Ему-то не до смеха! Ему давно уже не до смеха…

Сначала мечтал о ней издали и не спал ночей, потом только-только обрел надежду — как новая беда. Знала бы она, сколько боли и страдания испытал он, разыскивая ее. И как до холодного пота перетрусил, когда был убит Михайлов в десяти метрах от собственного дома.

Все, решил он тогда, теперь ее никто никогда и ни за что не найдет. И готов был убить этих двоих — Степку Баловнева и подругу его Ингу, которые наотрез отказывались давать показания. Его даже от дела хотели отстранить, настолько невменяемым он был в те страшные для него дни и ночи.

Бились всем отделом, всем отделением во главе с Игорем Леонидовичем, все было без толку. Баловнев молчал, Инга тоже…

Коротков потом едва инсульт на радостях ни схлопотал, когда Инга вдруг решила смягчить свою участь и на третий день заключения под стражу начала говорить. Обо всем… Назвала и предполагаемое место, где могла быть спрятана Верочка.

Заброшенный хутор далеко за городом. Полуразрушенные дома, глубокие подвалы… Назаров там камня на камне не оставил, пытаясь отыскать нужное подземелье. Нашел не он, Саня Самойлов нашел. Он в тот момент в пяти метрах от них копался, ощупывая землю на предмет возможного входа. Когда Верочку вытащили и положили на куртки, которые ребята начали, как по команде, с себя снимать, Назаров, не выдержав, упал перед ней на колени и заплакал.

Она была страшно худая, с грязным лицом и грязными, в кровавых болячках руками. Одежда тоже была грязная, во многих местах порвалась, и сквозь прорехи торчала бледная до синевы кожа. Волосы… Ее шикарные светлые волосы свисали грязными прядями, а глаза и губы были плотно сомкнуты. Ему кто-то говорил тогда, трогая за плечи, что Вера жива, что она стонала и даже улыбалась. Он не верил. Орал ей в самое ухо, звал по имени и боялся поверить. А потом, когда ее уже укладывали на носилки, чтобы везти в больницу, она вдруг назвала его по имени. Очень внятно назвала его Сашей и еще добавила «мой». У него же… у него тогда едва сердце не остановилось от счастья…

Как же ему было не трусить после всего, что случилось?! Как было не ждать ее ответа, замирая?..

Женщины… С ними никогда нельзя быть уверенным ни в чем.

Даже когда она рядом с тобой, улыбается тебе и смотрит с теплом и нежностью, а потом вдруг встанет у открытого окна, из которого несет сквозняком и сыростью. И будет смотреть почти точно так же на куст распустившегося жасмина, и вдыхать его запах будет, зажмурившись от понятного ей одной счастья. О чем вот думает она в такой момент, попробуй угадай. Ему же тоже хочется понять…

— Да не трусь ты, Саша. Не трусь… — Верочка коснулась его щеки и нежно погладила. — Конечно, да… Конечно, я люблю тебя… Знаешь, даже странно как-то…