Читать книгу "Песня орла - Мэрилайл Роджерс"

Затем Озрик расхохотался, но быстро потушил свой смех и обратился к гибкому, как кошка, Дайфисскому принцу вполголоса, не желая, чтобы его услышал кто-нибудь еще:

– На протяжении последних нескольких часов наши планы настолько продвинулись в лучшую сторону, что, видно, их благословили сами небеса!

Действительно, упорный Озрик за последнее время был награжден почти всем, о чем мечтал столь беспрерывно и упоенно. Удача сама плыла к нему в руки. Еще раньше они с Каудром решили, что потребуется, по крайней мере, два дня, если не больше, чтобы заставить упрямых уэльсцев признать свое поражение и сдаться на милость новых хозяев. Озрик не торопился, ибо эти несколько дней были ничем в сравнении с двадцатью годами, прожитыми в ненависти и ожидании, но теперь, благодаря волшебному появлению Линет, он сможет и поторопить строптивого заносчивого Райса. А священник уже ждет…

Озрик приподнял тяжелую каштановую косу Линет, любуясь ее шелковистой густотой, особенно заметной на его мозолистой грубой руке. Ему незачем больше откладывать ни свою женитьбу, ни устранение последнего препятствия для окончательного триумфа. Поддержка и помощь графа Годфри не нужна ему больше… за исключением того наслаждения, которое получит он, сакский лорд Озрик, от вида страданий потерявшего все на свете норманна. Впрочем, это потом, а сейчас можно и вовсе выкинуть Годфри из головы.

Линет сидела молча, стараясь не обращать внимания на похотливое выражение лица дяди и его прикосновения, и сквозь полуприкрытые ресницы внимательно наблюдала за Марком, в чьих ледяных серых глазах читала поддержку и одобрение. Все шло по плану, да и она сама понимала, на что решилась. Еще за столом в доме Райса брат всячески пытался отговорить ее от такой опасной роли в предстоящей игре, предупреждая, что Озрик непременно вознамерится овладеть ею, а он, Марк, будет не в состоянии помочь ей, ибо любое вмешательство в естественный ход событий может разрушить и без того державшийся на тончайших нюансах план. Доводы эти на Линет не подействовали, и девушка смело взялась за свою простую, но крайне важную роль, которую, кроме нее, сыграть все равно никому бы не удалось. О, разумеется, были и другие способы вызволить заложников, но все они требовали времени, времени и времени, а именно его-то катастрофически не хватало.

Не прошло и часа с момента их прибытия в дом Морвены, как в зале уже вовсю разгорелся пир. Полупьяные солдаты хватали со стола еду и высокие кружки с темным элем, толкаясь затем повсюду в безуспешных попытках найти где-нибудь свободное место и тем самым заставив обоих своих предводителей расположиться в самом дальнем углу у стены, где они и решили остаться на всю ночь.

Линет, внутренне сжимаясь от ужаса под многочисленными пьяными взглядами, обшаривающими ее с ног до головы, все же быстро поняла одну небезынтересную вещь: половина из присутствующих говорила по-английски, половина – по-уэльски. Двумя же языками, вероятно, владел лишь один Дайфисский принц.

На протяжении всей трапезы – по мнению девушки, больше похожей на кормление свиней, – она сидела тесно прижатая к боку человека, считавшего ее уже почти своей собственностью. Озрик не был пьян, но с каждым смачным глотком душистого эля он становился все более оживленным, и то, что началось с легкого похлопывания по узкой девичьей спине, постепенно перерастало во все более откровенные объятия. Руки сакса уже обнимали ее за плечи и скользили по талии. Этого Линет вынести не могла и отшатнулась от дяди, напомнив ему, что она не какая-нибудь девка, а высокородная девица и хозяйка замка.

Слова эти вызвали у Озрика приступ вполне добродушного смеха.

– Ах, моя милая леди! Такая нежная, такая скромная, а постоять, выходит, за себя умеет! – и, намотав свободный конец веревки себе на руку, сакс подтянул сопротивляющуюся Линет поближе к себе так, что она снова оказалась прижатой к его плотному разгоряченному телу. – Мне нравится усмирять диких животных, – заявил он, возобновляя свои отвратительные ласки, делавшиеся все циничней.

От его зловонного дыхания Линет начала задыхаться и решилась как последним средством воспользоваться близостью Озрика в качестве единственного оружия. Резким, неожиданным движением она весьма ощутимо ударила дядю коленом в пах.

– У, сучка! – Ругательство это было произнесено не настолько громко, чтобы привлечь внимание окружающих, но спокойно дремавший рядом Каудр все же открыл удивленные глаза. Хищная улыбка тронула его узкие губы.

– Сопротивляется? Тем больше получишь удовольствия. – Он покачал головой и внимательно посмотрел на девушку, отсевшую от своего будущего супруга так далеко, насколько позволяла веревка.

Озрик, несколько смущенный происшедшим, решил побыстрее отвлечь возможных зрителей этой недостойной сцены каким-нибудь новым развлечением.

– У моей невесты удивительный голос! Поет, как… Ну словом, даже лучше, чем ее тезка! – Он засмеялся собственному остроумию. – И сама сочиняет слова к любой мелодии!

Веревка дернулась, и Линет была вынуждена подняться на ноги, еще рывок – и она снова упала, распластавшись прямо у ног мстительного сакса.

– Пой! – приказал он, опять подымая ее и явно наслаждаясь своей властью над графской дочерью. – Пой!

Девушка, стараясь привлечь к себе как можно больше внимания, медленно встала, поправляя платье и волосы, давая тем самым Марку возможность незаметно для пьяной толпы выскользнуть из дома, оставив дверь открытой на ширину ладони.

Как только брат сделал свое дело, Линет, уже без лишних понуканий, принялась нежным голосом петь ту сладкую и грустную норманнскую песню, которой научил ее Райс по дороге в аббатство. Настоящая печаль разлуки и тревога за судьбу возлюбленного придавали прекрасному голосу девушки подлинный трагизм и глубину, и даже пьяные мужланы замерли, вслушиваясь в безыскусные тягучие слова первого куплета.

– Отец, восстанови же свою честь! – поначалу тихие и невнятные мольбы Алана переросли в отчаянный требовательный призыв. Он стоял, маленький и беззащитный, в переполненном зале, но один на один с отцом, восседавшим за высоким накрытым столом. Прибытие мальчика было специально подгадано прямо к вечерней трапезе.

В ответ Годфри, пожираемый десятками любопытных глаз, снова в молчаливом отказе вытянул вперед правую руку.

– Прикажи отпустить Орла! – не сдаваясь, продолжал Алан. – Прошу тебя, отец! Тебе не за что его наказывать!

– Молчать! – не выдержал Годфри. – Как это не за что?! Он отнял у меня моих детей, ни один лорд не может оставить такое святотатство неотмщенным!

– Да, он похитил Линет и меня, но обращался с нами по-доброму, как брат, и вернул тогда же, когда поклялся сделать это. Но ты, ты сам нарушил клятву, ты не отдал ему за нас Абергель!

Упоминание любимым сыном о его клятвопреступлении ударило графа в самое сердце, и лицо его почернело, но, не заметив этого, Алан продолжал с беспощадной прямотой юности:

– И только его «похитил» у тебя Орел. – Щеки мальчика пылали одновременно от страха и от смелости. – А во второй раз Райс не крал Линет! Она сама… сама… потому что ты всю жизнь учил нас, что честь превыше всего! – Мальчик запнулся, но, неподвижный как мертвец, Годфри вынудил его продолжать. – Она сама убежала из Рэдвелла, чтобы спасти твою же честь – ведь ты мог запятнать ее позорным убийством!