Читать книгу "Судьба империи. Русский взгляд на европейскую цивилизацию - Тимофей Сергейцев"

Появление территории приводит к социальной революции. Люди начинают жить в определенном месте, определяемом территорией. С тех пор индивиды идентифицируются по появившемуся у них месту жительства. Накопление и концентрация деятельности ведет к накоплению и концентрации людей. Возникают многочисленные и сосредоточенные («стоящие») в одном месте коллективы. Это порождает целый веер социальных процессов, среди которых в первую очередь нужно выделить политические – процессы вокруг и по поводу власти, являющейся основным и родовым социальным отношением, так или иначе определяющим содержание любого общественного явления.

Конкретная территория на планете возникает не одна. Разумеется, к этому располагают и природные предпосылки, но причина коренится в устройстве экономической деятельности – в формах концентрации и накопления. Территории «рвут» поверхность суши (и моря). Так появляются «естественные» границы в смысле деятельности (не природы!).

Государство и суверенитет

Такая фундаментальная политическая форма, форма организации власти, как государство, есть выражение деятельностного существа территории. Государство защищает не людей и не народ, то есть коллектив, рождающий новых людей за счет поселения и прикрепления к территории (а без этого человеческие коллективы слишком малы и не могут стать народами), и даже не население, которое само есть свойство территории и выражение накопления и концентрации. Государство защищает саму территорию, оно есть политическая форма территории как главного экономического явления, оно заботится как о пространстве, так и о времени, необходимых для накопления и концентрации, для роста и развития территории.

Здесь мы должны прояснить понятие защиты.

Авторы претендующего на фундаментальность и окончательные выводы труда «Насилие и социальные порядки. Концептуальные рамки для интерпретации письменной истории человечества», уже упоминавшиеся выше, ведут дело к тому, что государство есть способ урегулирования и снижения уровня насилия, особого помещения в рамки «специалистов по насилию» (термин авторов книги). Такое рассмотрение очевидно представляет человеческий коллектив сам по себе «висящим в воздухе», не организованным никакими формами организации, кроме своих собственных. Люди в такой идеальной (а отнюдь не эмпирической) конструкции заданы противостоящими исключительно друг другу – поскольку только в такой форме непосредственного противостояния насилие осуществляется как насилие, в своей сущности.

Что ж, возможно до неолитической революции эту теоретизацию можно релевантно отнести к мелким бродячим группам охотников. В них человек отличается от животного только тем, что направляет свое насилие от другого человека на животное в процессе охоты. Однако и тут насилие превращается в охоту (и тем самым преодолевается) за счет ее разумной и коллективной организации – иначе человеку не одолеть зверя. Позже, в Античности, малая группа людей с помощью мышления одолевает города – так рождается европейское искусство войны и государство, каким мы его знаем. Прекрасный анализ есть у русского философа М. К. Петрова («Пентеконтера. В первом классе европейской школы мысли», например здесь: http://www.situation.ru/app/j_art_739.htm, альманах «Восток», выпуск № 1/2 (25/26), январь – февраль 2005 г.).

Защита внешне выглядит как применение силы. Так же, как и власть. Однако главное в защите – противостояние превосходящей силе, то есть уже не с помощью силы, не только и не столько ею (хотя и с ее применением). С властью все еще более определенно: сама власть есть преодоление насилия (животного начала). Оно просто его заменяет. Власть есть приказ, предписание, то есть слово. Она адресована не телу (как насилие), а сознанию, духу, душе, мысли. Власть работает, поскольку она лишь напоминает человеку о его месте, о том, что он уже знает свое место. Власть – это разумное напоминание и предложение вернуться на свое место. И человек возвращается. Почему? Потому что это его место, его дом, каким бы он ни был в сравнении с другими домами.

Место и дом защищают человека помимо всякого насилия, всякой силы. Территория дает человеку место – и он не висит в воздухе, не бродит в чуждой ему природной среде. В деятельности и мышлении он у себя дома. Поэтому государство как организованная власть есть, прежде всего, мышление по поводу деятельности (и хозяйственно-экономической деятельности как первой в смысле необходимости). Власть есть мышление, ухватывающее деятельность, выражающее ее (и от нее зависящее), принуждение власти (и государства) есть лишь мыслительное, словесное, знаковое выражение принуждения деятельности, ее обязывания, прикрепления людей к деятельности, а не к природе. Впрочем, если мой дом, мое место, моя территория обязывают меня, то я – если в сознании – эту обязанность выполню. Приведение в сознание не есть насилие.

Суверенитет есть мыслительное содержание государства, защиты и власти. Суверенитет есть сущность государства – как мышление, схватывающее деятельность территории и с территорией. Суверенитет – мышление самой территории, обретающее государство как свое выражение и форму.

Капитализм и вызов суверенитету

Территория – не товар. В истории есть случаи покупки и продажи территорий, но это исключение, ничтожное к тому же по площади. И уж точно они не образуют никакой оборот. Капитализм игнорирует территорию как главное «тело» экономики. Вот точные – и самые первые слова «Капитала» Маркса: «Богатство обществ, в которых господствует капиталистический способ производства, выступает как «огромное скопление товаров», а отдельный товар – как элементарная форма этого богатства». Все точно.

Смысл товаров – в торговле ими, в перемещении. Масса товаров нетерриториальна. Промышленность нетерриториальна (в принципе), переносима с территории на территорию. Поэтому авторы упомянутого «Насилия и социальных порядков» считают промышленную революцию рождением нового социального порядка и сравнивают ее масштаб с революцией неолитической. В этом они неоригинальны, в этом они марксисты.

Промышленная революция есть вызов территориальному мышлению. Капитализм не хочет видеть территории как главное богатство народов. В урезанном и натуралистическом (то есть лишенном его деятельностной действительности) виде территория «просачивается» в представление о факторах производства как «земля» (наряду с трудом и капиталом). Но в политэкономии капитализма и речи быть не может о продолжительных, исторических процессах накопления и концентрации. Разум рынка сиюминутен.

Социалистическое же государство предусмотрительно, оно властвует во времени, оно озабочено будущим – не утопией будущего общественного строя, а действительным будущим территории, народного дома как реальным объектом власти. Поэтому социалистическое государство представляет собой мышление другого уровня.

Капитализм последовательно, от первой (собственно Марксовой) фазы конкурентно-рыночного состязания многих капиталистов, через вторую, монополистически-империалистическую фазу (ленинскую и сталинскую), и в третьей, современной стадии – глобальной (эксплуатирующей через финансовый механизм весь мир в интересах государств британской политической нации и их клиентов – государств Западной Европы), старается убедить индивида отказаться от дома, от места, от территории и переселиться в атерриториальный универсум товаров, что принесет индивиду свободу и счастье, прежде всего, освобождение от власти и государства – то есть от разума.