Читать книгу "Собачья голова - Мортен Рамсланд"

— Это вкусно, — говорила она, засовывая самые невероятные вещи мне в коляску, — сладко, как мед.

Стинне она ни за что не хотела брать с собой, поэтому я чаще, чем сестра, оказывался в доме на Тунёвай; терпкие пары скипидара щекотали мне нос, звон стеклянной посуды и громкие крики безумного попугая служили музыкальным фоном моего раннего детства, равно как и нежный голос Бьорк, певшей мне песни о блестящем будущем и постоянно рассказывающей о волшебных каникулах в Нурланне, — пока Аскиль не напивался. Потом бабушка говорила Анне Катрине, что пора везти меня домой на Биркебладсвай, куда я и возвращался до прихода отца и до ужина.

— Тьфу ты, — говорила Стинне, — и почему он такой везучий?

Недовольная такой вопиющей несправедливостью, моя сестра, которая была старше меня на два года, начала выражать молчаливый протест: она стала рвать на кусочки приходящую корреспонденцию. Словно собака, она каждый день в ожидании почтальона дежурила у щели для писем, чтобы вырвать из рук испуганных почтовых работников письма, газеты и рекламу и затем, порвав их на мелкие кусочки, запрятать в разных углах дома. «Прекрати!» — орала Лайла, но если уж Стинне что-то втемяшилось в голову, то никто не мог ее остановить. Почтовый вандализм моей сестры продолжался до самого переходного возраста и чрезвычайно осложнил отношения отца с Налоговым управлением. Отец до самого последнего момента не догадывался, насколько плохо у него обстоят дела, ибо в течение нескольких первых лет вежливые запросы налоговых инспекторов исчезали без следа. «Маленькая вандалка» — так назвал ее Аскиль, когда в первый раз стал свидетелем странного поведения внучки, и разработал тайный план: ранним субботним утром 1975 года он подкрался к нашей входной двери — незадолго до появления почтальона — и сунул пустой конверт в щель для писем. Стинне была тут как тут, но вместо того, чтобы бросить конверт внутрь, дедушка потянул его немного на себя, так что в щели для писем показались бойкие пальчики Стинне.

— Цап-царап! — закричал Аскиль, крепко ухватившись за ее левый указательный палец. — Поймали! Ха-ха!

Аскиль, конечно же, ни в коем случае не хотел, чтобы внучка вывихнула палец, но именно это и произошло. Почтовая вандалка резко отдернула руку и разбудила весь дом громкими воплями. Это был один из тех немногих случаев, когда дедушку вышвырнули из дома еще до того, как он успел войти, и Аскиль, весьма рассерженный, отправился к себе на Тунёвай, где менее чем за полдня написал картину «Вандалка застряла в щели для писем». Картиной этой он мог по праву гордиться, хотя она и напоминала о том, что ему так и не удалось избавить внучку от такой странной дурной привычки.

Такая вот обстановка, когда один ребенок купается в золотом свете внимания, а другой предоставлен одиночеству почтового вандализма, вряд ли могла способствовать зарождению братско-сестринской любви. У меня остались какие-то смутные воспоминания о том, что, когда мама отворачивалась, Стинне щипала меня, и что она, бывало, бежала за мной и тетушкой, когда мы рука об руку шли по Биркебладсвай.

— Я хочу с вами, — кричала Стинне, подбрасывая в воздух горсти земли и камешки.

— Нет, — отвечала Анне Катрине, — сегодня нельзя.

И маленькая девочка с темным, как у отца, цветом лица и гордым французским носом оставалась одна. «Вот засранка», — думала она, злобно глядя нам вслед.

И только когда в трехлетнем возрасте я стал иногда побаиваться темноты, мы с сестрой сблизились. «Под кроватями в моем доме не живут кроты», — обычно говорил отец, когда его сын, перед тем как лечь спать, начинал излагать свои сомнительные теории о повсеместном распространении темноты. «Никакие собаки, когда я выключу свет, из стены не появятся», — заверяла меня мама, однако не все считали, что мы живем в совершенно безопасном доме.

— Внизу в подвале, под лестницей, знаешь? — говорила Стинне. — Там живет Собачья голова, знаешь? И она ОЧЕНЬ ОПАСНА.

— Собачья голова? — бормотал я. — А что она делает?

— Не знаю, — отвечала сестра, — но она все равно очень опасна, так и знай. Она так опасна, что я даже не знаю, что она делает.

— Собачья голова? — спрашивал отец, недоуменно глядя на меня.

— Собачья голова? — спрашивала мать. — Что за чушь? Нет никакой Собачьей головы.

— А что же тогда находится у собаки спереди? — спрашивала Стинне, невинно поглядывая на маму. — И кто живет под лестницей? — продолжала она, но маме скоро надоела вся эта пустая болтовня.

— Прекрати пугать брата, — просила Лайла и гнала Стинне в ее комнату.

Изобретение Собачьей головы стало поистине гениальный находкой Стинне, и невидимая связь между Собачьей головой под лестницей, дедушкиным невнятным бормотанием о немецких собаках-ищейках и мифологическими существами матери вскоре нарушила покой на супружеском ложе моих родителей. Прошло немного времени, и отец устал от вечного третьего, который по ночам, бормоча в полусне что-то бессвязное о Собачьей голове, протискивался между ним и женой. Он попытался провести серьезную «беседу отца с сыном», потом пошел по пути запретов, а когда и это ни к чему не привело, стал, перед тем как ложиться спать, закрывать дверь спальни. Посреди моего детства возвышается эта запертая дверь — не только как памятник отныне утраченной мною территории, но и как некое начало, потому что, стоя перед этой дверью, одновременно так близко и так далеко от обетованной спальни родителей, я вдруг осознал, что у меня есть сестра.

— Хорошо, — сказала она, приподнимая одеяло, — но тогда возьмите меня с Анне Катрине завтра с собой.

Когда Анне Катрине, как обычно, прибежала к нам во второй половине дня, запыхавшись, с красным потным лицом, Стинне заявила:

— А сегодня я пойду с вами!

Анне Катрине, однако, считала, что решение должно приниматься совместно.

— Не получится, — ответила она, оглядевшись по сторонам, а я между тем спрятался за креслом, ожидая, что ситуация как-то прояснится. За популярность надо платить — затаив дыхание, я наблюдал, как между воюющими сторонами началась громкая перепалка.

— Он никуда не пойдет без меня! — кричала Стинне.

— Нет, пойдет, — возражала Анне Катрине, разыскивая меня.

— Нет, глупая корова, — зашипела Стинне, когда тетка вытащила меня из-за кресла и стала тянуть за руку.

— Никуда он не пойдет без меня, — настаивала Стинне, уцепившись за другую руку, — сама спроси его!

Когда Анне Катрине поняла, что я без сестры никуда не пойду, она тотчас развернулась и ушла. «Ну и наплевать!» — крикнула она, твердо решив бойкотировать нас обоих, но очень скоро позабыла обо всех обидах и беспрекословно брала нас на прогулки. Без малейших признаков недовольства она снова принялась обшаривать чужие сады, вытаптывать цветочные клумбы и копаться в кустах. «Проваливай отсюда, дебилка!» — кричали ей недовольные хозяева, размахивая граблями. Но никто не мог помешать ей приносить нам бабочек и червяков и ловить маленьких скользких лягушек, которых она никак не успевала донести до нас, потому что они все время выпрыгивали у нее из рук.