Читать книгу "Искусство - Филип Жисе"

– Быть может, это моя ошибка, что я не обратил твое внимание на это раньше. К сожалению, в мои годы память уже не та, что в молодости. Старость. Что тут скажешь? Старость все отнимает. И память, и здоровье, а часто и рассудок.

– Я не понимаю, Йорис. К чему это хождение вокруг да около? – недовольство полыхнуло огнем внутри Эрика. Растерянность появилась на его лице. Что с ним? Как было бы здорово окунуться в какой-нибудь очередной внутренний мир женщины, а не выслушивать мудрствования старика.

– Только не нервничай, мой друг. Побереги здоровье. Поверь, наступит день в твоей жизни, когда ты еще будешь жалеть о том, что у тебя его нет.

Эрик оставил слова старика без ответа. Уставился взглядом в тарелку, чувствуя, как в груди все сильнее полыхает огнем. Старик явно издевается над ним. Почему он не скажет все как есть? К чему эти блуждания в чистом поле?

– Искусство не учит коллекционированию внутренних миров женщин. Наоборот, для него важна глубина познания, а не количество. Каждая женщина имеет свой уникальный внутренний мир, мир, который даже при всем желании не удастся познать до конца. Но для Искусства это и не столь важно. Важнее само движение, сам процесс познания внутреннего мира, познания и раскрытие его глубины, лицезрение его очарования и получение удовлетворения от этого.

– Хорошо, Йорис, – Эрик отодвинул от себя тарелку с недоеденным стампотом и посмотрел на старика. – Давайте поговорим откровенно. Вы всегда говорили, что для Искусства, как и для жизни в целом, важно, жизненно необходимо доверять своим чувствам. И именно это я и делаю. Мои чувства мне говорят: «Вокруг множество женских внутренних миров, непознанных внутренних миров, и каждый из этих миров достоин познания. Почему ты ограничиваешь себя одной женщиной? Почему ограничиваешь себя одним внутренним миром? Справедливо ли дарить счастье одной женщине и забывать о других?». Я думаю, вы поступили, Йорис, очень эгоистично, замкнувшись на одной женщине.

– Я поступил мудро, мой друг, – грустная улыбка появилась на губах старика.

– Думаешь, мне не хотелось с головой броситься в водоворот новых женских внутренних миров? Хотелось. Еще как хотелось. Но мудрость человеческая в том и состоит, чтобы остановиться вовремя и не переступить черту, за которой очень вероятно находится дорога невозврата. Инстинкты, которые живут в нас, часто управляют нами посредством чувств. Вероятно, тебе просто трудно понять, когда…

– Ничего подобного, Йорис, – взмахнул руками Эрик. – Я хорошо понимаю, когда мною управляют инстинкты, а когда во мне говорят чувства. И для меня важна глубина познания так же, как и для вас, но разница между нами только в том, что вы замкнулись на одном внутреннем мире, я же не хочу так поступать. Я делаю, Йорис, то, на что вы так никогда и не осмелились. Каждая женщина достойна того, чтобы познакомиться с Искусством. Каждая, Йорис, а не одна. Ширина Искусства не менее важна, чем его глубина. Я знаю, что говорю, так как чувствую, что прав. И если я могу сделать счастливой не одну женщину, а сотню, тогда почему я должен не делать этого? Только потому, что, как вы думаете, мною управляют инстинкты? Ну, так черт с ними! Если они помогают мне дарить счастье женщинам, тогда они мои друзья, а не враги.

– Ты не понимаешь, что говоришь, мой друг, – обеспокоился старик. – Ты играешь с огнем. Ты близко приблизился к черте, за которой находится дорога невозврата. Внутренний мир женщины вызывает зависимость. А зависимость – это опасно, ибо мы попадаем во власть объекта зависимости. Поэтому теряем способность управлять своей жизнью. Я это понял рано, потому и замкнулся на одной женщине, чем и спас себя от еще большей зависимости, и кто знает, может, от чего-то и похуже. И ты это должен понять…

Отказаться от новизны, многообразия и довольствоваться одним миром? Ну, уж нет! Эрик ощутил бунт где-то внутри себя. Казалось, все его естество сопротивлялось этой мысли.

– Глупости, Йорис! – воскликнул Эрик, вскочив с места. – Глупости! Внутренний мир женщины прекрасен как раз в своем разнообразии. К сожалению для вас, вы так никогда и не узнаете, что потеряли, посвятив жизнь одной женщине и одному внутреннему миру. Я не хочу совершить ту же ошибку, что и вы. Если бы вы только знали, что потеряли, Йорис. Если бы только знали! – Эрик выбрался из-за стола и направился в прихожую.

– Не совершай глупостей, мой друг! – крикнул ему вдогонку старик. – Опомнись, пока не поздно!

– К черту! – донеслось из прихожей. – Я не настолько труслив, Йорис, как вы.

Через минуту старик услышал, как хлопнула входная дверь. А еще миг спустя – как ожил двигатель мотоцикла, зарычал голодным львом и вскоре затих вдалеке.

Тихий стон прокатился по кухне. Старик поставил локти на стол, уперся лбом о ладони и пробормотал:

– Что же я наделал, Мерел? Что я наделал?

Он даже не знал ее имени. Увидел ее в клубе, том самом, где выступал прошлой ночью. Пришел отдохнуть, расслабиться, выпить. Снять тот невероятный груз, что давил на его плечи последние дни. Расставание с Мелани. Ссора с Йорисом. Старик звонил ему после, но он не хотел с ним разговаривать, поэтому не отвечал на звонки. Понимал, что поступает неправильно, несправедливо по отношению к старику, но обида была сильной, сильнее чувства справедливости. Так бывает. К сожалению, часто бывает…

Они даже не доехали до его дома. Увлеклись друг другом прямо на темной лужайке в парке, и свидетелем этому была только луна, чей диск тускло мерцал в вышине.

Это был новый опыт для Эрика. Прохладный ветер ласкал их разгоряченные тела, овевал кожу, доставляя мало с чем сравнимое удовольствие, но Эрик, словно не замечал его, опьяненный красотой внутреннего мира девушки. Ее тело трепетало в его ласковых руках. Не раз он целовал ее плотно сжатые губы, последний рубикон, который так и не смог преодолеть ее сладострастный стон. Только тихие, приглушенные постанывания и всхлипы достигали его ушей, лаская слух, побуждая не останавливаться на достигнутом. Снова и снова заставлять бабочкой в руках трепетать ее тело, дрожать, точно от холода, и пылать, точно ненасытный костер, поглощая заодно и его тело…

Когда они расстались, в его груди сияло солнце, чувствовал себя так, словно воспарил в небо. Это было удивительное чувство, изумительное и такое влекущее. И не было сил ему противиться. И не было желания это делать. И Эрик не противился.

Рене, Эва, Фрида, Лотте, Эстер, Нелли, Дина, Годеливе. Если бы и хотел, не смог бы запомнить имен всех тех девушек, чьи внутренние миры имел наслаждение познать. Чьи тела жгло огнем в его руках. И чьи губы узнали вкус его губ. Он не знал устали. Не знал пощады ни к себе, ни к той, что была в его объятиях в ту или миную минуту. Истязал ее тело, чтобы осчастливить ее душу. Оргазм настигал девушек значительно чаще, чем его, но об этом он не печалился, ибо суть познавшего Искусство была не в том, чтобы взять, а в том, чтобы дать. И Эрик давал, давал с избытком, с щедростью и пылом, которым мог позавидовать любой мужчина на планете Земля.

Он видел их сладострастные улыбки. Видел слезы, бегущие из их глаз. Ощущал биение их сердец. Забывал обо всем, чтобы отдаться очередному внутреннему миру. Помнил только о нем. Жил только им. Его жизнь изменилась, ибо изменился он сам. Но он не жалел ни о чем. Не страдал из-за прошлого. Жил настоящим, чутким и сладким, едва ли не каждая минута которого была наполнена чувствами и ощущениями, счастьем познания, радостью и удовлетворением. И не было места в этом настоящем, ни страданиям, ни горечи расставаний. Только чуточка грусти временами тревожила сознание Эрика из-за того, что приходилось расставаться с тем или иным внутренним миром, но она скоро уносилась в прошлое от осознания того, что будущее готовит ему встречу с еще не одним из них.