Читать книгу "Один день без Сталина. Москва в октябре 41- го года - Леонид Млечин"

Александр Николаевич вошел в историю как человек, организовавший осенью шестьдесят четвертого года свержение Хрущева. Когда Никиту Сергеевича сняли со всех постов и отправили на пенсию, многие именно Шелепина считали самым реальным кандидатом на пост руководителя партии и государства. Влиятельные и весьма близкие к высшей власти люди уверенно говорили, что Леонид Ильич Брежнев — фигура слабая и временная и скоро его сменит Шелепин.

Но Брежнев и его окружение постепенно оттеснили Шелепина от власти. Его изъяли из большой политики. Исчезли его фотографии, перестали упоминать его имя.

Я увидел его впервые в середине семидесятых годов на Северном Кавказе, в городе Железноводске, известном своими минеральными водами. Я учился тогда в Московском университете и жарким летом оказался вместе с родителями в санатории «Дубовая роща», где поправляли здоровье те, кто, говоря медицинским языком, жаловался на органы пищеварения. Санаторий был для начальства, поэтому все друг друга знали, встречали и провожали друг друга в соответствии с занимаемой должностью. Пожалуй, единственным свободным от чинопочитания был я, как лицо в ту пору очень молодое и неноменклатурное.

Но все лечившиеся в санатории начальники, союзного или местного значения, в упор не замечали одного из отдыхающих, немолодого уже человека в трикотажной рубашке с короткими рукавами. И не потому, что он никому не был известен. Совсем наоборот. Его-то знали все и каждый. Но, встретив его в столовой или на дорожке, ведущей к источнику минеральной воды, те, кто постыдливее, отводили взор и заговаривали с женой, остальные равнодушно скользили по нему взглядом, даже не делая попытки поздороваться.

Решительно никто не желал оказаться рядом с ним даже в лифте или тем более сесть за один столик. А вдруг кто-то доложит о странном интересе к опальному политику? О чем это он с ним говорил? Подсел к нему… Прогуливался вместе… А зачем? Уж не группа ли сколачивается, может быть, новая политическая оппозиция?

В роли санаторского прокаженного пребывал Александр Николаевич Шелепин, недавний член политбюро, бывший комсомольский вожак, бывший председатель КГБ, бывший глава комитета партийно-государственного контроля, бывший секретарь ЦК и заместитель председателя Совета министров СССР.

Несложно было заметить, что и Шелепин инстинктивно сторонился людей. Повсюду ходил один, погруженный в свои мысли. Могу себе представить, каково ему было видеть чиновничью рать, которая прежде заискивала перед ним, за три шага шапку ломала, а теперь даже не здоровалась.

И во всем немаленьком санатории только мои родители самым любезным образом приветствовали опального политика. Не потому что они были знакомы. Раньше видели его только на трибуне или на портретах. Но как не поздороваться с человеком, с которым каждый день сталкиваешься нос к носу? А если другие — из трусости — его не замечают, тем более следует быть вдвойне вежливым и внимательным.

Той завидной осторожности, которой в избытке обладали наши чиновные соседи по санаторию, у моих родителей не было. За что я их люблю и уважаю, хотя в конце концов именно это обернулось для отца бедой. Общение с еще одним опальным политиком стоило ему любимой работы, и уже они оказались в положении прокаженных, которых не узнавали недавние приятели. Ну, да это другая история.

В столовой я сидел лицом к входу, родители спиной. Поэтому получалось так, что каждое утро Шелепин, который — пойди история иным путем — вполне мог стать главой нашего государства, входя в столовую, со мной одним приветливо здоровался и желал мне приятного аппетита, на который я в те годы и так не жаловался.

Маму эта забавная ситуация очень веселила. Она шутила:

— Раньше он с Леонидом Ильичом здоровался, теперь с тобой…

Один из членов политбюро вспоминал, как, перебравшись из Ленинграда в столицу, обнаружил, что в центральных органах власти, в правительстве, аппарате ЦК, было поразительно мало москвичей. Тон задавали напористые провинциалы из разных кланов. Это было не случайностью, а результатом продуманной кадровой политики. Руководители страны не любили столичных жителей, потому что среди них оказалось много сторонников Шелепина.

Я застал его на излете. А у молодого Шелепина — я потом видел его старые фотографии, просматривал кинохронику, взятую в Красногорском архиве, — было очень выразительное, интересное лицо. Взгляд внимательный, даже пронзительный. Вот таким он и был, когда к нему пришла никому еще не известная московская школьница Зоя Космодемьянская.

ПАРТИЗАНЫ И ЗОЯ КОСМОДЕМЬЯНСКАЯ

Много позже некоторые историки и писатели косвенно поставят ему в вину гибель Зои. Судьба ее была ужасной. Сделать она фактически ничего не успела — немцы ее сразу поймали и как поджигательницу казнили.

Но справедливо ли возлагать вину за смерть девушки на секретаря горкома комсомола Шелепина? Зоя Космодемьянская и другие молодые (и немолодые) москвичи и без него ушли бы на фронт — одни в ополчение, другие в разведывательно-диверсионные отряды.

Все началось с того, что Сталин приказал авиации и артиллерии уничтожать деревни, где жили советские люди, сжигать их дома, то есть крестьяне лишались шанса выжить военной зимой. Приказ Ставки Верховного главнокомандования № 0428 от 17 ноября 1941 года подписали Сталин и начальник Генерального штаба маршал Шапошников:

«Опыт последнего месяца войны показал, что германская армия плохо приспособлена к войне в зимних условиях, не имеет теплого одеяния и, испытывая огромные трудности от наступивших морозов, ютится в прифронтовой полосе в населенных пунктах.

Лишить германскую армию возможности располагаться в селах и городах, выгнать немецких захватчиков из всех населенных пунктов на холод в поле, выкурить их из всех помещений и теплых убежищ и заставить мерзнуть под открытым небом — такова неотложная задача, от решения которой во многом зависит ускорение разгрома врага и низложение его армии.

ПРИКАЗЫВАЮ:

1. Разрушать и сжигать дотла все населенные пункты в тылу немецких войск на расстоянии 40—60 км в глубину от переднего края и на 20—30 км вправо и влево от дорог.

Для уничтожения населенных пунктов в указанном радиусе немедленно бросить авиацию, широко использовать артиллерийский и минометный огонь, команды разведчиков, лыжников и подготовленные диверсионные группы, снабженные бутылками с зажигательной смесью, гранатами и подрывными средствами…

3. При вынужденном отходе наших частей на том или другом участке уводить с собой советское население и обязательно уничтожать все без исключения населенные пункты, чтобы противник не мог их использовать…

Ставке каждые три дня отдельной строкой доносить, сколько и какие населенные пункты уничтожены за прошедшие дни и какими средствами достигнуты эти результаты».

Приказ коротко называли так: «Гнать немцев на мороз!»

Невероятно жестокий приказ! Сжигать дома и уничтожать целые деревни на своей (не вражеской!) территории — такое военные не могли придумать. Это явно была сталинская идея. И когда он диктовал этот приказ, его мало волновало, что немцы-то в любом случае организуют себе ночлег, а вот крестьянские семьи, лишившись дома, не переживут трудную военную зиму. Приказ рьяно исполняли: засылали группы факельщиков жечь дома, обстреливали их артиллерией, самолеты сыпали на деревни зажигательные бомбы.