Читать книгу "Самое гордое одиночество - Анна Богданова"

– Ха! Нашел дуру! – усмехнулась моя родительница и хвастливо сообщила: – Я скоро вообще в Германию уеду! Нужен ты мне сто лет! Изменщик! И нечего тут околачиваться! Уматывай в свою московскую загазованную берлогу!

Отчим эти слова проглотил – ничего не ответил, а только еще раз плюнул, да и то неудачно – попал себе на телогрейку, повернулся и ушел. Ему не удалось в тот же день уехать в свою «загазованную берлогу» по причине весенней распутицы, и еще неделю он прожил у Кисляков. Потом исчез из Буреломов – мама увидела лишь удаляющийся бампер его машины.

А через неделю после этого звонка мамаша пожаловала в Москву сама. Она, как обычно, вихрем влетела в квартиру (благо «лучшего человека» дома не было – он поехал в редакцию решить с Любочкой кое-какие, как он выразился, «писательские» вопросы), но, скинув с себя алый плащ, привезенный осенью из Германии, мама не кинулась, как это всегда бывало, к холодильнику, а тяжело опустилась в кресло и в ужасе воскликнула:

– Маша! Я не знаю, что мне делать! – и схватилась за голову, после чего подробно рассказала мне, как Николай Иванович умудрился разрубить, подобно Александру Македонскому, тот гордиев узел, который хотя был завязан и не царем Гордием, а герром Корнишнауцером, но затянут крепко и тщательно.

Поняв, что тайная и бескорыстная помощь его в ночные часы по хозяйству не возымела того благостного действия на бывшую супругу, на какое он рассчитывал, а также увидев в окне размытую невыразительно-бесцветную физиономию соперника, да еще и услышав из маминых уст, что она собирается в Германию, Николай Иванович решил действовать.

Дней семь он отсутствовал. Родительница моя уж возрадовалась – надо же, как быстро и ловко я от него отделалась! Но не тут-то было! Через неделю он явился опять в своем неизменном коричневом опушенном костюме двадцатилетней давности с вонючей болгарской сигаретой во рту, по пять рублей за пачку, содержащую 18 мг смол и никотина, повис на калитке и, увидев свою бывшую супругу, крикнул:

– Это... Полина! Я это!..

– Что ты здесь делаешь?! – яростно воскликнула мамаша.

– Я это... К тебе приехал! – И он глупо улыбнулся, нарочно показывая вставные белые зубы, держащиеся на клыках крючками.

– Очень ты тут нужен! Я замуж собралась! Откуда приехал, туда и поезжай!

– Поль! А я ведь не один приехал! – И он улыбнулся еще глупее – к ровному ряду вставных зубов прибавились еще и выпученные глаза.

Родительница моя недоуменно посмотрела на отчима, а тот, распахнув дверцы машины, принялся вытаскивать оттуда кошачьи переноски, приговаривая:

– Поленька! Я всех наших потерянных кошариков нашел! Смотри! Ровно 19 и Рыжик – двадцатый, у тебя! Мобыть, пересчитаешь?

Николай Иванович выпустил кошек в огород – они расползались, словно тараканы, кто залезал под гараж, кто под скамейки, кто-то пытался проскользнуть между маминых ног и проникнуть в дом. Пушистики были, конечно же, не мамашины – Николай Иванович за неделю отсутствия облазил все московские подвалы и помойки и привез своей Поленьке дворовых, блохастых, лишайных, глистастых кошек. Он знал, что бывшая супруга неравнодушна к кискам и никогда в жизни рука у нее не поднимется выдворить их из дома. И не просчитался!

– Неужели ты нас с детишками выгонишь? – жалостливо промычал он.

– Пушистиков можешь оставить, а сам убирайся! Мы с Гюнтерхеном и без твоей помощи их всех в порядок приведем!

– Польхен, что сдесь есть происходить? – На крыльцо вышел длинный рыжеволосый рыцарь с блеклыми, почти бесцветными ресницами.

– Гюнтерхен, у нас теперь появилось еще 19 кошечек! – радостно сообщила мамаша потомку знаменательного тевтонца, что участвовал вместе с остатками разгромленного Ордена меченосцев в захвате Восточного Поморья с Гданьском в 1309 году, и, схватив белую пушистую кошку, проверила, нет ли у нее блох.

– Я не понимать, – растерянно проговорил Корнишнауцер.

– А что тут не понимать?! Что тут не понимать! – взорвалась мама то ли от того, что немец туго соображал, то ли от того, что увидела в длинной шерсти белой кошки слишком много блох. – Я говорю, теперь с нами будут жить цванцихь катцен!

– Тут?! Хиир?!

– Я, я! Хиир! – подтвердила мамаша.

– Найн! – отрезал герр Гюнтер. – Это нельзя! Это слишком дорохо! Нет! Или я, или твой катцен! – рявкнул он и поставил свою любимую перед выбором. В этот момент белая пушистая кошка с необыкновенной нежностью обвила лапами мамашину шею, спрятав при этом когти. И выбор был сделан моментально в пользу бездомных, не видевших ласки дворовых блохастых кошек.

– Они! – с гордостью провозгласила моя родительница. – А ты, Гюнтер, – скупердяй, если тебе на содержание моих пушистиков денег жалко!

Герр Корнишнауцер после этих слов рванулся в дом, быстро собрал свои вещи и, схватив со стола подаренный совсем недавно даме сердца бесценный шлем своего предка-тевтонца, отправился на автобусную остановку.

– Теперь-то он уж точно уехал в Германию, – тяжело вздохнув, заключила свой рассказ мама. – А я не знаю, что делать! Блох и глистов я кошечкам всем вывела, всех их вымыла, в порядок привела, – с умилением проговорила она. – Но вот что с развратником делать?.. Ума не приложу! Пока живет на первом этаже. Маш, может, мне его выгнать? – И она посмотрела мне в глаза, но, видимо, ничего не прочитав в них, сказала: – Но в то же время я одна не справлюсь с таким количеством кошек.

– Конечно, не справишься! Или избавляйся от живности, или снова выходи за Николая Ивановича замуж.

– Я, наверное, выберу второе. Не могу я, Машка, без кошек! А Коленька на них ничего не жалеет! – Мама смущенно покраснела, а глазки ее предательски забегали – так всегда бывало, когда у нее появлялся очередной воздыхатель. Однако сейчас спрашивать, кто он такой, этот ее воздыхатель, было бессмысленно, ибо я знала, что это бывший ее супруг и мой отчим – Николай Иванович, и дело тут не совсем в котах... – Так, Маша! Я не пойму, когда ты меня познакомишь со своим будущим мужем?! Бабушка ждет не дождется, когда кончится Великий пост и вы приедете к ней венчаться! – Мамаша резко переключилась на меня.

Теперь, когда Мисс Бесконечность находилась в 30 километрах от Буреломов, родительница моя виделась с ней каждые выходные и поведала мне о том, что коренная москвичка неплохо пристроилась в монастыре:

– И там нашла тепленькое местечко! На кухне послушание несет, говорит: «Больше я ничего не могу, потому что стара уж и немощна!» Матушка-настоятельница на нее плюнула и так и оставила на кухне.

В тот вечер мамаша наконец познакомилась со своим будущим зятем и, кажется, осталась им очень довольна. Особенно тем фактом, что он отвез ее рано утром на вокзал.

– Ну не зять, а золото! Чистое золото! Как же тебе, Машка, повезло! – все повторяла она перед отъездом.

Что касается Мисс Бесконечности, то старушка звонила мне каждый день, то есть чаще, чем когда жила в миру, и всякий раз напоминала, сколько дней осталось до Пасхи.