Читать книгу "Секс с экс - Адель Паркс"

– Ты говорила со своим парикмахером?

– Да, и сделала два заказа. Один, чтобы попробовать, как будет смотреться высокая прическа, а второй – в день свадьбы. Но, может, я еще решу постричься.

– Ох, не надо, у тебя такие прекрасные волосы. – У мамы такой вид, как будто я предлагаю принести весталок в жертву языческим богам.

– Для длинных волос я слишком стара. Мне пойдет короткая стрижка или прическа под Зои Бол?

Очевидно, не очень, потому что мама ставит галочку в графе «парикмахер» и продолжает:

– Ты известила свой банк и жилищный кооператив о смене фамилии? А новые визитки заказала?

– Я не буду менять фамилию.

– Как?!

– Только лишние заботы, – отбиваюсь я, отхлебнув «Эрл Грей». Мама осуждающе молчит. Наконец она откладывает список.

– Тебе нужно выбрать цветы.

Я сразу соображаю, что придется выбрать не те, которые мне нравятся.

– Я думаю, гортензии и…

– Гортензии нельзя.

– Почему?

– Это плохая примета. Они символизируют тщеславие и разоблачение.

– А какие счастливые?

– Розы хороши для любого случая. Они символизируют любовь, невинность и благодарность, в зависимости от цвета. Можно взять что-то изысканное, например гелиотропы. Они означают преданность и верность. И добавить цветов лимона. Они символизируют верность в любви.

– Господи, ну что за чушь. А какие цветы были на твоей свадьбе?

– Цветы лимона.

– Ну вот видишь?

Мама отводит взгляд, и я понимаю, что обидела ее. И даже не хочу извиниться.

– Ладно, гелиотропы и цветы лимона.

Она облегченно улыбается, и мне даже неловко, что ее так легко утешить.

– Ты уже решила насчет медового месяца?

– Я предоставляю это Джошу. Это, конечно, неразумно, но так принято. Мам, ты не могла бы с ним поговорить? Чтобы он не придумал что-нибудь экстравагантное. Не дай ему заказать путешествие на Северный полюс или сафари на каноэ. Меня вполне устроят пляж и бары. – Мама все записывает.

– Он уже выбрал шаферов?

Я с удивлением вскидываю глаза.

– Это не я придумала, так написано в книге. Вот, слушай: «Проверьте, чтобы ваш жених выбрал шаферов», – и тычет в книгу пальцем.

– Господи, они что же, думают, что мы никогда не видели свадьбы? Да они, наверное, считают, что женихи без их совета и высморкаться не могут! – Мы с мамой источаем презрение и недоверчивость.

– Так он выбрал шаферов? – спрашивает она.

– Нет, – и мы смеемся в изнеможении. Как хорошо, когда мама такая раскованная. Просмеявшись, я говорю:

– Мама, до чего же я тебе благодарна. Столько помощи! Спасибо.

Мама сияет. Она аккуратно режет свою оладью пополам, а потом на четвертинки. Дел было так много, что просто не знаю, как бы я справилась без нее. Я вовсе не отношусь к своей свадьбе как к чему-то исключительному, но чем она ближе, тем больше мне хочется, чтобы все было хорошо. Хочется быть прелестной невестой с прелестной прической, в прелестном платье и с прелестным макияжем. И с прелестной мамой в шляпке, которая ей к лицу, – и в окружении друзей, и прелестных гостей, которые довольны угощением и соседями по столу. И чтобы муж, то есть Джош, был тоже прелестен.

– Хороший сегодня день, правда? – спрашивает мама.

– Угу, – киваю я.

– Иззи что-то упоминала о Даррене. Дорогая, передай мне джем. – Она лукавит, но все ее хитрости шиты белыми нитками. Ведь я в этих войнах настоящий ветеран. И я достаю из сумки, из вороха папиросной бумаги свадебные туфли. Они расшиты мелким бисером, миллионами бусинок. Это самые красивые туфли на свете.

– Как тебе, мам?

– Дивные. Даррен – это не тот парень с севера? Ты, кажется, ездила к нему на праздники?

У Иззи и правда язык без костей.

– Это были не праздники, а работа.

Мама придерживается тысячелетних норм этикета и со сноровкой гейши подливает мне чаю и отрезает кусок торта. Подождем финала церемонии. Я только сейчас понимаю, что это всегда помогало ей выиграть время. Она хочет сказать мне что-то важное и раздумывает, как это лучше сделать.

– Джош прекрасный мальчик.

Как забавно. Да мы обе прекрасно это знаем.

– Он мне в некотором смысле как сын, а тебе, естественно, как брат. Я уверена, что он тебя, очень любит.

– Мам, это все не новость. Мы с ним помолвлены и через месяц поженимся. Разве это ни о чем не говорит?

Мама тянется через стол и кладет свою руку поверх моей.

– Ты любишь Джоша?

– Мама!

Я в шоке. Когда отец сообщил матери о своей любовнице, она в это просто не поверила. Ни чуточки не поверила. Из кухни я видела, как она подбежала к нему, повисла на шее, улыбнулась так нежно, так доверчиво, глядя на него снизу вверх, и спросила: может ли он любить другую женщину так же сильно, как свою жену и дочь. Она ожидала, что он одумается и скажет ей: «Нет, конечно же, нет», – и продолжит свою двойную жизнь. Увы, мой отец не выучил эту роль. Он ответил, что, к сожалению, дело обстоит именно так: он любит другую женщину. Мама еле удержалась на ногах.

После этого она стала учиться защите, чтобы уберечься от ужаса и унижения. Она стала ужасно сдержанной и забыла о ласке. Мне хватит пальцев одной руки, чтобы пересчитать, сколько раз в жизни она обнимала меня. Мама никогда не говорит о любви и не задает вопросы, ответов на которые не знает. Но сегодня, сидя со мной в ресторане «Селфриджес», она нарушила все три собственных правила, и я встревожена.

Мама опоздала со своими советами. Если я позволила ей выбрать цветы и меню, то это не значит, что меня интересует ее мнение о деталях моей жизни. Она моя мать и поэтому ничего не понимает, а знает и того меньше. Слишком часто она предоставляла мне возможность учиться на собственных ошибках. Зачем же вмешиваться сейчас? До чего же неприятно. Ведь я не случайно выбрала Джоша. Он хороший, добрый и веселый, все его любят, у него замечательные карьерные перспективы. И он хорошо готовит.

И он не Даррен.

Я сверлю маму взглядом, но разве заставишь ее замолчать? И она говорит:

– Не хотелось бы, чтобы все мои уроки прошли впустую.

Я сажаю маму в такси. Эта процедура всегда грозит плохим настроением, потому что она считает такси излишеством, роскошью и «странной привычкой». А я просто хотела уберечь ее шляпную коробку от давки в метро. Мы разве что не подрались, но сразу помирились, когда таксист стал хамить: «Или садись, или вылазь на хрен с моей тачки». Потом я поймала другое такси и рванула на студию, чтобы успеть на интервью с парочкой новых кандидатов. Интервью закончилось в семь сорок пять, и когда я вернулась к своему столу, то обнаружила, что в офисе не осталось никого, кроме Фи.