Читать книгу "Скажи герцогу "да" - Киран Крамер"

— Ну, тогда ладно, — кивнул дворецкий. — Только поскорее убирайся отсюда.

Люк осторожно опустил Эсмеральду на пол, она резво перескочила порог и стремглав бросилась было прямо к Дженис, но Изобел успела ее подхватить на руки.

— Пойду отнесу ее к щенкам.

«Слава богу!» Дженис страшно не хотелось покидать черную мраморную плитку, на которой она стояла в данный момент, и Изобел, без сомнения, это знала.

Люк оперся рукой о дверной косяк и повернулся к дворецкому:

— Я ухожу, но, может, вы объясните, почему дверь в погреб с восточной стороны дома никогда не заперта? С чего бы это?

— А какое вам до этого дело? И что вы там делали? — надменно поинтересовался тот. — В любом случае там нет ничего ценного. Мы пользуемся другим погребом, с южной стороны, и всегда его запираем.

«О господи! Как бы Холси не вышел из библиотеки! А может, и дворецкий один из его шпионов?» Дженис не могла просто стоять здесь и пялиться на грума, поэтому подошла к лестнице и начала медленно подниматься.

— Я там не был, — невозмутимо продолжил Люк. — Младший конюх сказал, что видел, как охотничьи псы его светлости тыкались мордой в дверь этого погреба. Двум из них удалось приподнять одну из створок примерно на дюйм, но она снова захлопнулась, не позволив им проникнуть внутрь. Его светлости вряд ли понравится, если какой‑то из его охотничьих псов покалечится.

— Хм‑м, а ведь вы дело говорите, — согласился дворецкий. — Завтра же пошлю кого‑нибудь запереть его.

Дворецкий начал было закрывать дверь, и Дженис захлестнула волна мучительного отчаяния, но снова раздался голос Люка:

— Одну минуту!

Сердце Дженис радостно встрепенулось, а дворецкий тяжело вздохнул:

— Что еще?

— Хочу вас также пригласить поиграть в карты к нам в конюшню сегодня ночью. Начинаем в полночь, а закончим часа в три. Нет желания к нам присоединиться?

— Конечно же, нет, — презрительно фыркнул дворецкий. — Ни один уважающий себя человек не согласится не спать до трех утра. Да и вам лучше бы поостеречься — герцог вряд ли это одобрит.

Дженис сочла необычайно странным, что Люк пригласил дворецкого играть в карты.

— Вам, как и большинству, кажется, что три утра — ужасно поздно? — усмехнулся Люк. — Вы знаете бытующее на этот счет поверье?

— Не знаю и знать не желаю.

Раздраженный тон дворецкого при других, менее драматических обстоятельствах заставил бы Дженис рассмеяться.

— О, но это так занимательно, — тем не менее продолжал Люк. — Человек глубокой ночью не может лгать. Задайте кому‑нибудь вопрос в три утра, и вам вынуждены будут дать честный ответ. Конечно, если еще будут бодрствовать.

— Или скорее какую‑нибудь глупость, — проворчал дворецкий.

Люк рассмеялся:

— Внимательнее следите за тем, что говорите. Я слышал, герцог частенько не спит в три утра.

— Последнее время этого не случается. Его друзья разъехались, так что у него нет причин не ложиться.

Дженис поспешно преодолела последние ступени, стараясь ступать бесшумно, и остановилась в тени.

— Верно, — бодро сказал Люк. — Так не забудьте насчет этого погреба.

Дворецкий огрызнулся и резко захлопнул дверь.

Дженис устремилась к себе в комнату по коридору, мысли бешено метались у нее в голове. Что удерживало ее здесь так долго? Разумеется, Люка ничуть не интересовала игра в карты ни с дворецким, ни с кем бы то ни было другим. И он был заранее уверен, что его приглашение будет отклонено. Все им сказанное предназначалось ей: погреб, в три часа утра.

Это был неимоверно трудный способ связаться, но он сумел, а она поняла.

И каким бы рискованным ни оказалось это предприятие: Холси мог все узнать, не говоря уже о том, что погреб не лучшее место для прогулок, — она непременно будет там.

Глава 29

Поняла ли его Дженис? Придет ли встретиться с ним?

Люк плотнее обернул плечи одеялом. Он пришел на целых полчаса раньше, чтобы подготовить не вполне подходящее для встречи место — принес тускло горящий фонарь и еще одно одеяло для нее.

Тот бред, с которым он привязался к дворецкому…

Люк ничего не планировал заранее, но, увидев широко открывшиеся от потрясения глаза Дженис, понял, что должен с ней поговорить во что бы то ни стало. И в голове мгновенно созрел этот безумный план. Он пытался не реагировать, когда она проигнорировала его записку, но ему это плохо удавалось. Напротив, его это очень сильно беспокоило. Настолько, что каждый шаг, каждое слово, обращенное к другим работникам конюшни, даже повседневные обязанности стали для него мукой.

По меньшей мере ему хотелось узнать причину столь резких изменений в ее поведении. Как только он увидел ее, потребовались все душевные силы, чтобы не ворваться в дом и не унести ее с собой, перекинув через плечо, в кладовку для сбруи — тайное место их встреч, — чтобы получить ответы на некоторые вопросы.

Теперь он с робкой надеждой прислушивался к глубокой тишине, которую нарушал лишь скрип балок над головой да шум ветра снаружи. Он понимал, что это чистое безумие — надеяться, что она придет в погреб в три часа утра, но после восхода солнца, приступив к своим обязанностям, дворецкий позаботится о том, чтобы дверь сюда была надежно заперта.

Если им суждено встретиться здесь, то это их последняя возможность.

Люк достал свои карманные часы. Они показывали ровно три часа.

Сердце в его груди болезненно сжалось.

Когда прошло еще десять минут, он уже разрывался между разочарованием (видно, она не поняла его скрытое послание), унынием (может, поняла, но проигнорировала) и страхом (вдруг попыталась прийти, но ее поймали).

При мысли, что она попалась, капли пота выступили на его висках.

Однако он ничего не слышал. Это был добрый знак. Конечно, дом очень большой, но ночью, когда все спят, здесь тихо, и он наверняка что‑нибудь бы да услышал.

В этот момент одна из створок двери слегка сдвинулась, и каждая клеточка его существа напряглась. «Пусть это будет она!»

Он перебрался поближе ко входу и принялся ждать. Конечно, все то, что он говорил дворецкому, было ложью: створки двери прилегали друг к другу плотно, и никакая собака не смогла бы сдвинуть их носом. Даже луч света из погреба не смог бы проникнуть наружу.

Но что, если Дженис и вправду поймали, а за ним прислали лакея, чтобы отволочь к Грейсону на расправу?

А что, если это пожаловал сам братец?

Единственным оружием Люка были собственные кулаки, и теперь они крепко сжались, готовые нанести удар любому, кто замыслит причинить ему — или Дженис — зло.