Читать книгу "Минус - Роман Сенчин"

— У меня бы занял, — перебиваю. — Я б тебе не отказал. — Выбираю салаку пожирней, отщипываю ногтями голову, зубами снимаю мяско, а голый хребет с хвостом кладу на блюдце для мусора.

— Да я, Ром, заходил несколько раз. Не застал. — Голос Фомина одновременно горестный и трагически-приподнятый, а сам он, в очках, светловолосый, наивный какой-то, напоминает расстроенного Шурика из кинокомедий.

Наливаю в свою чашку с цветочками еще граммов семьдесят, жестом предлагаю выпить. Механически чокнулись, выпили, встряхнулись.

— Нашел, собрал. Поменял в обменнике на одну бумажку. Новенькая такая, шершавая… Ну, и отослал в книжке Бродского с проводницей. Газетой еще обернул. Позвонил Марине, сказал, какой поезд, вагон, когда прибывает…

Этот подробный, вязкий рассказ, финал которого — «денег в книжке не оказалось» — понятен чуть не с первых слов, теплая «Русская» отупляют и клонят в сон. И злит очередной бестолково потраченный вечер, Синявский со своими словами… Выпрямляюсь на стуле, смотрю Саше в глаза, и он замолкает. А я произношу громко, резко, но и с искренним желанием помочь молодому, запутавшемуся человеку, направить его на правильный путь, в такой манере примерно говорит Александр Евсеевич на семинарах — с жаром:

— Отбрось, Саш, всю эту хрень! Женщины, доллары. Ты кто? Ты — писатель!

— Поэт, — поправляет уныло.

— Поэты, прозаики, драматурги в целом — писатели. А писатель, Саша, запомни, это живой мертвец. Это человек, который жирнющий крест на себе поставил. Он может заниматься только одним — писать. А кто хочет соединить писательство с обывательским благополучием — перестает быть писателем. Понимаешь? — я кажусь себе проповедником, одним из тех немногих обреченных счастливчиков, поставивших на себе крест, а захламленная общажная комнатка сейчас как тайный храм, как самый укромный закуток катакомбы. — Так что плюнь, Саш, и садись — работай. Если уж встал на этот путь, то пиши. Пиши и пиши.

Наконец-то получил загранпаспорт. Я долго тянул со сдачей документов в ОВИР, и поэтому пришлось делать паспорт через знакомых — у Людмилы Николаевны есть приятельница где-то в МИДе, она с ней связалась. И, уплатив восемьдесят долларов, через три недели ожидания я получил красную книжечку с российским гербом.

Теперь стою в одной из длинных, извилистых очередей перед громоздким, темно-серым зданием посольства Германии. Дует холодный ветер с колючими крупинками снега, люди впереди и сзади волнуются, копаются в своих папочках, советуются со шныряющими вдоль очередей какими-то агентами, как лучше и дешевле ехать — автобусом, поездом или лететь самолетом… Такие агенты подходили и ко мне, но я даже не взглянул на них — я еду по приглашению общественной организации, за меня кругом все заплачено, ждет номер в гостинице, и вдобавок еще мне должны за участие в мероприятии (зачем еду, что буду там делать, не знаю, да и не хочу заранее забивать этим голову — там разберусь) заплатить двести евро. И сейчас, стоя второй час на холоде, пряча лицо от снежных иголочек, я чувствую некоторое раздражение — почему должен добираться до посольства на край города, мерзнуть, тратить время, как большинство этих частных, бесполезных лиц вокруг?.. Можно было устроить получение визы, наверное, как-то иначе. Неужели Токарева или Пелевин, приглашенные куда-нибудь на книжную ярмарку, так же дрожат, пританцовывают на ледяном ветру?

Вообще поначалу я не хотел ехать. Сергею после встречи с немецкой литагентшей Мартиной в кафе «Пироги» на Никольской сказал нечто такое пафосное и красивое: «Пусть Аксеновы ездят, а мое место здесь, в России». Но потом из Германии пришло официальное приглашение плюс к тому предварительное предложение выпустить книгу на немецком языке, с женой как раз начался очередной период ссор, и я согласился.

Теперь же, честно говоря, я жду не дождусь этой поездки, я счастлив тем, что вот-вот сяду в самолет, полечу, прилечу в новое, неведомое место, несколько дней проживу совсем по-другому. Не будь впереди поездки, не знаю, что б со мной сейчас было, как бы я справлялся со своими душевными переживаниями; я ведь даже стал сосать успокоительные таблетки «Глицин». Еще недавно смеялся над «психическими», над их жалобами, а теперь вот самого подперло. Кажется, «Глицин» действительно слегка помогает (аптекарша сказала, что средство хорошее), или это помогают мечты о поездке…

На людях я еще как-то держусь в рамках, но, оставшись один, сразу превращаюсь в маленького, слабого, но зубастенького зверенка. Скорым шагом, ссутулившись, я семеню по улице и шепотом, который никто не слышит, матерю каждый автомобиль, каждого человека, что попадаются мне на глаза. Дома, в своей комнатке, я, ворча, морщась, часами переставляю книги на полках, выравниваю их, подбираю по цвету, по хронологии или, лежа на кровати, давлю пузырьки специального целлофанового мешка, в который был упакован мой дорогущий лазерный принтер. Пузырьки лопаются не сразу, ускользают, сопротивляются, но зато когда ты побеждаешь, раздается смачный, вкусный щелчок. Наверное, когда-то с подобным же удовольствием давили вшей…

Добраться до самого здания посольства в этот день не получилось. В бетонной будке, напоминающей блокпост, у меня проверили приглашение, паспорт и выдали бланки анкеты и номерок, с которым я должен явиться сюда завтра в четырнадцать часов тридцать минут, чтобы сдать пакет документов на визу для въезда в Германию.

По обыкновению тихонько ругаясь (ведь, значит, завтра снова сюда приезжать, и потом еще — за паспортом), иду к остановке. Как раз вовремя подруливает маршрутка «Газель». Через стекла вижу — почти забита, но два-три места вроде бы есть… Опередив каких-то женщин, открываю дверь, запрыгиваю внутрь. Плюхаюсь на сиденье. Достаю десятку… Поехали…

Куда дальше? На работе не ждут (отпросился на целый день), в общагу, конечно, не хочется (хоть и комната-норка там, но она стала напоминать мне склеп на Введенском кладбище)… Кирилл сейчас блаженствует со своей женушкой в Париже, другой друг — Вася — пашет экспедитором на Лианозовском молочном комбинате. Вот и все варианты…

Лишь в метро вспоминаю — Сергей, с которым мы едем в Берлин, этот автор нескольких рассказов и одной повести, предостерегал: заполнение анкет дело трудное, сам он перепортил их целую кипу, пока научился. Так что лучше заехать к нему и заполнить под его руководством.

Мнусь на платформе с телефоном в руке, не зная, подняться ли обратно или ехать к нему до «Шаболовки» и оттуда уже позвонить. Под землей мобильник не ловит… Выбираю второе. Вот и поезд.

Вагон пестрит от наклеек-рекламок. Водка «Флагман», шампунь для всех видов волос, игровая империя «Джекпот», слабоалкогольные напитки «Хуч», гордость Чехии — пиво «Козел»… Слышал, где-то за рубежом на стенах метрополитеновского туннеля развесили рекламные плакаты в виде кадров ролика. Едешь, а окно — будто экран телевизора. Интересно бы посмотреть. Хотя, с другой стороны, здесь уставился в пыльную полутьму и отключился, а если вместо полутьмы — бегущие по пляжу полуголые девушки, собаки, глотающие свой корм собачий, то и спятить, наверное, можно. Но глянуть, заценить не помешало бы… Может, в Берлине увижу.