Читать книгу "Мантикора - Робертсон Дэвис"

Я: Убийственная ирония на грани ненависти. У Каролины — одна убийственная ирония. Каждая семья умеет сделать так, чтобы новичок почувствовал себя не в своей тарелке, и мы делали все, на что нам хватало смелости. Одной пикировкой при встречах я не ограничивался. Навел справки в кредитных агентствах, просмотрел гражданские архивы и узнал о ней все, что удалось. Еще я обратился кое к каким криминальным авторитетам, за которыми числился должок…

Доктор фон Галлер: Вы шпионили за ней?

Я: Да.

Доктор фон Галлер: И уверены, что это не выходит за рамки приличия?

Я: Абсолютно уверен. Ведь ее жених «тянул» на сотню миллионов долларов с лишним. Я хотел знать, что она собой представляет.

Доктор фон Галлер: И что же она собой представляла?

Я: Никаких порочащих фактов я не нашел. Она вышла замуж за военнослужащего, когда сама служила во вспомогательном женском подразделении королевских военно-морских сил, и развелась с ним, как только война закончилась. Вот откуда Лорена.

Доктор фон Галлер: Ее умственно отсталая дочь?

Я: Да уж, дочурка не подарок. Проблема Денизы. Но Дениза любила проблемы и пожелала включить меня в свой список.

Доктор фон Галлер: Из-за вашего пристрастия к алкоголю? Когда это у вас началось?

Я: По-серьезному — в Питтстауне. Житье в маленьком городке одинокое, и стараешься ничем особенным не выделяться, но остальные знают, что за тобой, как говорится, стоят большие деньги. Никого, конечно, не заботит, где это «за тобой» — далеко или близко — и насколько твои притязания основательны. Не раз я слышал на свой счет шепоток кого-нибудь из питтстаунских шишек: «Ему работать ни к чему. Его папочка — Бой Стонтон». Но я тем не менее работал. Пытался освоить свою профессию. Жил я в лучшем отеле города, который, господь свидетель, был грязной дырой; и кормежка отвратительная. Ограничил свои потребности ста двадцатью пятью долларами в неделю — именно столько мог заработать молодой энергичный адвокат с хорошим будущим. Я не хотел быть ни перед кем в долгу и, будь это возможно, взял бы себе другую фамилию. Никто, кроме Дайрмуда, этого не понимал, а мне было безразлично, понимают они или нет. Но я был одинок и, пока выковывал образ Дэвида Стонтона, многообещающего уголовного адвоката, заодно создал и образ Дэвида Стонтона, любящего выпить. В глазах людей романтичных, которым нужно, чтобы человек блестящих способностей непременно имел какой-нибудь очевидный изъян, эти двое хорошо уживались.

Доктор фон Галлер: В этом образе вы и приехали в Торонто. Где, вероятно, еще и приукрасили его.

Я: Еще как приукрасил. Я сделался широко известен, на мои процессы народ валом валил. Увидеть мою победу почиталось за честь. Время от времени, к пущему восторгу, им удавалось заметить мою нетвердую походку. А еще ходили слухи, что у меня обширные связи в преступном мире… Чепуха, конечно. И тем не менее это добавляло еще один скандальный штрих к моему портрету.

Доктор фон Галлер: На самом деле вы создали романтическую Персону, которая успешно соперничала с Персоной богатого и любвеобильного Боя Стонтона, причем ни в коей мере не посягая на его территорию?

Я: С тем же успехом можно просто сказать, что я заработал себе репутацию совершенно самостоятельно, не примеряя отцовские обноски.

Доктор фон Галлер: И когда же случилось столкновение?

Я: Что-что?

Доктор фон Галлер: Неизбежное столкновение между вами и отцом? Заострившее чувства вины и сожаления, которые охватили вас, когда он умер или был убит.

Я: Думаю, оно назрело, когда Денизе втемяшилось усадить отца в кресло губернатора Онтарио. Она без обиняков дала мне понять, что мой, как она это упорно называла, «имидж» — у нее был целый сундук умных словечек на все случаи жизни — не очень-то будет соответствовать положению сына человека, представляющего корону.

Доктор фон Галлер: На самом деле она хотела приручить вас, опять сделать сыном вашего отца.

Я: Да, и какого отца! Она великий имиджмейкер, эта Дениза. Мне было больно и отвратительно видеть, как отца рихтуют и отшлифовывают согласно представлениям этой тщеславной дуры о том, каким должен быть кандидат на высокую должность. Прежде у него был стиль — его личный стиль. Она сделала из отца то, чем стала бы сама, родись она мужчиной. Но воображения у нее — ни на грош. Далила[95]обкорнала ему локоны и убедила, что без них он выглядит гораздо лучше. Он душу ей отдал, а она переделала ее в капустный кочан. По новой затеяла всю эту дребедень со стонтоновским гербом, потому что как же без герба, когда отец вступит в должность, и всяко лучше вступать уже при всех необходимых побрякушках, чем лепить их на скорую руку в первые месяцы службы. Отец никогда не рассказывал ей о Марии Энн Даймок, и Денизе хватило наглости послать в Геральдическую коллегию требование — думаю, это было именно требование — официально пожаловать отцу герб уоркширских Стонтонов с надлежащими отличиями.

Доктор фон Галлер: И что думал об этом ваш отец?

Я: Только отшучивался. Говорил, что если кто и может это провернуть, то лишь Дениза. Не хотел обсуждать эту тему. Но все так и закончилось ничем. Коллегия подолгу не отвечала на письма и запрашивала информацию, которую было трудно предоставить. Я знал обо всем, что происходит, поскольку к этому времени мой старый приятель Пледжер-Браун служил в коллегии и мы обменивались письмами по меньшей мере раз в год. Как-то он, помнится, писал: «Ты ведь знаешь, что это невозможно. Даже при всей американской решительности твоей новоявленной мамаши вы никогда не станете Стонтонами из Лонгбриджа. Мой коллега, который ведет это дело, пытается убедить ее подать заявку на новый герб, который может быть получен твоим отцом вполне законным образом, поскольку в конечном счете мешки с золотом — веское доказательство благородного происхождения и всегда были таковым. Но она неколебима, ее устроит лишь какой-нибудь старинный и очень уважаемый род. Работая в Геральдической коллегии, не перестаешь удивляться, как много представителей Нового Света, в полной мере вкусивших все прелести республиканского строя, жаждут навести мостик в прошлое, отшлифованное веками до безукоризненного блеска. Это нечто большее, чем снобизм или романтизм; это желание обзавестись предками — и сделать, таким образом, заявку на бессмертие, это желание существовать в прошлом — что исподволь гарантировало бы череду будущих поколений. Вы все говорите об индивидуализме. А на самом деле хотите быть звеном длинной неразрывной цепочки. Но ты, владея нашей тайной о Марии Энн и ребенке, чьим отцом мог быть весь Стонтон, знаешь истину, которая по-своему ничуть не хуже, хотя и используешь ее только как пищу для своего мрачного авессалонизма».