Читать книгу "Обман - Валерио Эванджелисти"

В памяти Мишеля сразу всплыли жуткие сцены избиения евреев, которые ему приходилось видеть. Вынести этого он не мог.

— Остановитесь, что выделаете! — вне себя закричал он и хотел уже кинуться к юноше, но сильные, несмотря на дрожь, руки Фернеля схватили его за рубашку.

— Не вмешивайтесь, — шепнул ему королевский медик. — Беднягу вы все равно не спасете, а вот сами пропадете.

По счастью, шум стоял такой, что никто не услышал крика Мишеля. Он не сопротивлялся, когда Фернель повернул его лицом к стене и продержал так, пока процессия не прошла мимо.

Задыхаясь, Мишель проговорил:

— Я знаю этого кузнеца, это умный и добрый юноша, он никому не делал зла.

— Вот увидите, его не убьют, — ответил Фернель, — До этого мы пока не дошли. Хотя я все время спрашиваю себя, сколько нам осталось лет, месяцев, а может, и недель до кровавой бани.

Мишель не ответил. В его мозгу завертелись образы окровавленных шпаг, безжизненных тел, падающих звезд и горящих деревень. Он испугался, что Абразакс снова затащит его в свою космическую воронку. Но этого не случилось, и он понемногу успокоился. Было такое чувство, что он очнулся от кошмарного сна.

— Простите меня, — пробормотал он, — я совершенно не выношу жестоких зрелищ.

Фернель посмотрел на него с отеческой улыбкой.

— Почему вы извиняетесь за то, что делает вам честь? Надеюсь, что правитель этих мест тоже когда-нибудь обнаружит в себе такие чувства, — Он осторожно повернул Мишеля снова лицом к улице, — Ну, так где та таверна, в которую вы меня вели? Я хочу есть, пить и поговорить с вами о множестве вещей.

Они пошли дальше. Мишель совсем пришел в себя, хотя до полного спокойствия было еще далеко. Он чувствовал, как над городом, как невидимый туман, зависла ненависть, и от этого холод пробирал до костей. И вот что его тревожило больше всего: в его мозгу разница между видениями и реальностью уменьшалась день ото дня. Уже давно для того, чтобы достичь Абразакса, ему не требовалась ястребиная трава, а теперь и последовательность чисел становилась лишней. Не говоря уже о кольце и о связанном с ним ритуале. Если Мишель и исполнял его, то только чтобы поддержать в себе иллюзию, будто дверь, ведущую в другие небеса, он может открыть в любой момент и по своей воле.

Именно возможность взаимопроникновения разных миров и была той жестокой участью, которую Ульрих из Майнца уготовил человечеству, и появление невиданных растений стало результатом его экспериментов. И это вызывало неописуемый ужас у Мишеля. Чтобы отвлечься от страхов, он указал гостю на изящный фонтанчик на площади Платанов:

— Прочтите надпись на фонтане. Я написал ее месяц назад по просьбе городских консулов.

Фернель наклонился над треугольной плитой на металлических рожках и перевел с латыни выбитую на ней надпись:

— Если бы, ввиду человеческой изобретательности, Сенат и магистраты Салона могли снабдить горожан большим количеством вина, они, под руководством консулов Поля Антуана и Марка Паламеда, не соорудили бы за такие деньги такого плохонького фонтанчика.

Фернель рассмеялся:

— Представляю себе лица консулов, когда плиту открыли.

Мишель тоже улыбнулся.

— Да, это надо было видеть. И надо было слышать шуточки, которые отпускали зрители. Но пойдемте выпьем что-нибудь повкуснее этой водицы.

Таверна была неподалеку. Небольшая, с четырьмя столами внутри и двумя снаружи, она благоухала чесноком и вареной капустой. Камин с вертелом на подставках был достаточно широк, чтобы дым улетучивался в трубу, но в воздухе все равно веяло едким дымком. Единственными посетителями были буржуа и монах, которые о чем-то оживленно разговаривали. Немолодая проститутка, примостившись на табурете, лениво обмахивала веером вялую грудь, вывалившуюся из корсажа. Между кухней и залом деловито сновали хозяин таверны и девочка-служанка.

Мишель сунул голову внутрь, но тут же отпрянул.

— Там очень жарко, — сказал он, — давайте сядем на улице.

Фернель оглядел улицу с редкими прохожими.

— А это благоразумно? — спросил он.

— Вполне, здесь за нами никто не станет следить. Скоро все затворятся по домам и выйдут только после обеда. Не забывайте, мы в Провансе, а здесь июнь — все равно что в Париже август.

Они уселись за один из уличных столов. С колокольни раздался звон, который всего несколько лет назад означал бы «час шестой». Но теперь отсчет времени изменился, и часы отзванивали каждые шестьдесят минут. Но что такое «двенадцать часов», знали разве что звонарь, священник да очень немногие из горожан.

— Хотите есть, господин Фернель? — спросил Мишель.

— Совсем чуть-чуть, для меня еще рано. Я бы выпил чего-нибудь холодненького.

— Здесь подают только вино, другие напитки продаются на рынке.

— Пусть будет вино.

К ним сразу подошла худенькая миловидная девочка.

— Господа, сегодня у нас телятина со специями, жареные сосиски…

Мишель знаком остановил ее.

— Пока принесите хлеба, несколько маленьких кусочков мяса под уксусом и графин молодого вина. Вино охладите, насколько возможно.

— Оно ледяное, прямо из погреба, — с улыбкой отозвалась служанка, — Желаете чего-нибудь еще?

— Нет, больше ничего.

— Хорошо, сейчас принесу.

Фернель подождал, пока девочка уйдет, и пристально посмотрел на Мишеля.

— Начну без преамбул: да будет вам известно, что у меня на плече есть крестообразный шрам, который никогда не заживает.

Мишель вздрогнул.

— Значит, вы иллюминат? — глухо спросил он.

— Да, именно поэтому я и стал вас разыскивать. Как и вы, я покинул «Церковь», и, как и вас, Ульрих объявил меня предателем.

Прежде чем ответить, Мишель дождался, пока девочка принесет вино, хлеб и мясо.

— Сколько же существует иллюминатов?

— Кроме Ульриха и Пентадиуса я знаю не многих. Те, кто мне известен, группируются вокруг двора Екатерины Медичи. Это знаменитый астролог Козимо Руджери с братом Томмазо; Луи Ренье, владетель Планш, который тоже порвал с Ульрихом, но по причине того, что является гугенотом; геомант Габриэле Симеони, тот, что разъезжает между Парижем и Флоренцией. И есть еще англичанин, некий Джон Ди, о котором я только слышал и с которым ни разу не встречался.

— Да, я тоже слышал это имя, — заметил Мишель, отхлебнув немного вина. — Он блестящий врач, его не раз приглашали в Сорбонну, и занимается он проблемами кровообращения, как и Мишель Серве, бежавший в Женеву.

Мишель многозначительно улыбнулся.

— О да, Ульрих тоже специалист по кровообращению. Наверное, вы, как и я, видели анатомические страницы «Arbor Mirabilis» с крошечными нагими женщинами в сосудах.