Читать книгу "Моя незнакомая жизнь - Алла Полянская"

– Да говорю вам, я их нашел. Полез под шкаф – ручка закатилась, посмотрел, а портреты изолентой прикреплены к днищу шкафа.

– Прямо так?

– Нет, в таких вот мешочках. Я сначала и не понял, что там.

– Ну, что ж, может быть. – Олег Петрович трет подбородок, слегка заросший темной щетиной. – Давай сделаем так. Я возьму одну из эмалей и кое-что проверю. Им цены нет, мой мальчик! Но если кто-то узнает, что они у тебя, ты получишь не деньги, а смерть. Кому еще известно о них?

– Никому. Я даже бабушке не сказал.

– И правильно. Не позже чем завтра я с тобой свяжусь.

Мужчина старательно упаковывает одну эмаль в мешочек и выходит, похлопав сына друга по плечу.

Громко щелкнул замок, я вылезаю из шкафа. Игорь бледен, и по его лицу я понимаю, что произошло что-то очень страшное, но не знаю что.

– Малыш, мы в беде.

Я только испуганно смотрю на него.

– Надо все драгоценности и все деньги немедленно вынести из квартиры. Нет, эти две эмали оставим, Олег Петрович их видел. А остальное… Давай вынимай из тайника!

Мы лихорадочно складываем монеты, украшения и портреты в жестяную коробку из-под печенья, заворачиваем ее в пакет.

– Вынесешь и спрячешь. Под куртку пристроим, будет незаметно.

– А ты?

– А я останусь, потому что за мной уже могут следить.

– Что же теперь будет?

– Могут прийти с обыском. Эта гнида Мальцев сделает так, чтобы найденное забрать себе. Теперь я думаю, что именно он и подстроил родителям ту аварию – чтобы забрать отцовскую коллекцию.

– Ты говорил, Олег Петрович работал с твоим папой.

– Ага, в КГБ. И до сих пор там работает, просто контора теперь по-другому называется.

Я в ужасе смотрю на Игоря. А тот прижимает меня к себе, зарывшись лицом в мои волосы.

– Мы попали в неприятности, потому что я ошибся. Когда он сказал «не может быть», я все понял. Как хорошо, что ты не светилась рядом с этими делами! Значит, тебя не тронут. Спрячь коробку в надежном месте. Кстати, я в нее записку положил с указанием места, где спрятана моя часть драгоценностей из ящика.

– Зачем?

– На всякий случай. Все, тебе нужно уходить, солнышко. Немедленно.

– А когда мы увидимся?

– Если завтра в полдень я не позвоню, придешь сюда. Только будь очень осторожна.

– Но…

– Ты должна меня слушаться. – Игорь гладит мои волосы. – Ничего, я разберусь со всем этим.

– А если тебе уехать?

– Будут искать. И возможности у них такие, что нам и не снились. Сбегу – придут к тебе. А так – вот он я, спрашивайте, у меня есть ответы. Ты же останешься в стороне, пока суд да дело. Думаю, все решится быстро, и мы снова будем вместе. Просто станем осторожнее. Уходи, малыш, сделай, как я тебя прошу.

– Ладно.

Мне страшно и хочется плакать, но я знаю, что раскисать нельзя. Иду вниз, а отчаяние давит на грудь. Мне очень страшно за Игоря. Я понимаю, случилось что-то нехорошее, однако не знаю, как ему помочь. А еще не знаю, где спрятать коробку, потому что дома мама и вездесущий Леха, да и квартира у нас небольшая, все на виду.

Решение приходит внезапно. Я ныряю в щель между двумя домами и оказываюсь на кладбище. Я знаю его вдоль и поперек, потому что иногда люблю гулять здесь, и спрячу пакет у Василька. Это маленький мальчик, чья могила находится посреди кладбища под туями. Он умер в далеком пятьдесят восьмом году, и я, бывая здесь, обратила внимание, что к нему давно уже никто не приходит – могилка заросла сорняками, была завалена мусором. Большие грустные глаза мальчика смотрят с небольшого памятника, с овального портрета, так безнадежно и умоляюще, что я не могу оставить все как есть и тайком ухаживаю за местом погребения.

Острой палкой я начинаю рыть под памятничком. Земля влажная, и ямка скоро становится глубокой, вот уже можно положить в нее пакет. Задвигаю сверток как можно ближе к камню, забрасываю грунтом. Ничего не видно будет, если сухих листьев насыпать, а пройдет дождь, и совсем следы раскопа скроются.

– Ты прости, малыш, но на тебя сейчас вся надежда, – говорю я, глядя на портрет Василька. – Мы попали в беду, и пусть наши вещи полежат пока здесь, у тебя. Ладно? Посторожи их для меня, потому что довериться мне больше некому.

Мальчик знакомо смотрит на меня с эмалированного овала – его глазенки грустные и серьезные. И мне кажется, что мы с ним договорились.

– Спасибо, малыш. Поверь, если бы не крайняя нужда, я бы никогда не просила тебя о таком, но выхода нет.

Я глажу портрет и ухожу, мне пора домой. Тревога за Игоря разрывает меня изнутри, но дома этого никто не должен заметить, иначе не избежать расспросов – не таких настойчивых, как раньше, но я сейчас не выдержу никаких.

– Ань, привет! – Валька Терновой выскочил из-за деревьев в соседнем с нашим дворе как привидение. – Домой идешь?

– Ага.

– Провожу тебя. Кстати, новые записи есть, могу для тебя переписать.

– Перепиши… Ой, а у меня кассеты чистой нет.

– Не вопрос, найду тебе кассету. Ань, а персидского котенка хочешь?

– Я-то хочу, да мама не позволит. Она даже рыбок не разрешает завести…

– Ну, как уговоришь, я достану.

– Ага, спасибо. А ты чего болтаешься на холоде? Снова мать цирк устроила?

– С самого утра начала – Витку колошматила, весь подъезд слышал, потом села горе заливать.

– А Витку за что?

– Мою сестру не знаешь? Было за что.

– Ну, все, я пришла. Пока, Валь, увидимся.

– Мне в армию скоро, Ань…

– Я знаю. Не хочется?

– Да нет, послужу, чего уж. Ты будешь меня ждать?

– Я? Валь, я не…

– Так это правда?

– Что?

– Ну, вы с Игорем… вместе, да?

– Тебе-то что за дело?

– Ладно, пойду. Увидимся. А кассету запишу тебе.

Я захожу в подъезд и поднимаюсь по ступенькам. Разговор с Валькой развеселил меня. Надо ж, что удумал, болван. Столько лет дружили, и на тебе! Да бог с ним, неважно. А вот над нами с Игорем нависла настоящая беда…

– Аня, разве можно бегать по такой погоде в легкой куртке?

– Я же не знала, что вечером станет так холодно. Ма, налей мне чаю.

– Сейчас. Немедленно в ванную! Набери горячей воды и согрейся. Я принесу чай туда.

Теперь у нас с мамой нормальные отношения. Она снова такая, как раньше, и я не хочу вспоминать то время, когда боялась ее.

– Где же ты гуляла?