Читать книгу "Время секонд хэнд - Светлана Алексиевич"

Самый красивый, самый любимый праздник у всех – Навруз. Навруз Байрам – день прихода весны. Ждали праздник весь год, праздновали семь дней. Семь дней не запирались ворота и двери… днем и ночью никаких замков и ключей… Жгли костры… Костры горели на крышах и во дворах. Весь город в кострах! В огонь бросали душистую руту и просили о счастье, приговаривали: «Сарылыгин сене, гырмызылыгин мене» – «Все мои невзгоды – тебе, а мою радость мне». «Гырмызылыгин мене…» Любой зайдет к любому – везде примут как гостя, угостят молочным пловом и красным чаем с корицей или кардамоном. А на седьмой день, главный день праздника, все собирались вместе… за одним столом… Каждый выносил во двор свой стол, и составляли один длинный-длинный стол. На этом столе: грузинские хинкали, армянские бораки и бастурма, русские блины, татарский эчпочмак, украинские вареники, мясо с каштанами по-азербайджански… Тетя Клава приносила свою фирменную селедку под шубой, а тетя Сара фаршированную рыбу. Пили вино, армянский коньяк. Азербайджанский. Пели армянские и азербайджанские песни. И русскую «Катюшу»: «Расцветали яблони и груши… Поплыли туманы над рекой…». Наконец время сладостей: пахлава, шекер-чурек… Для меня до сих пор вкуснее их ничего нет! Лучше всех сладости получались у моей мамы. «Что у тебя за руки, Кнарик! Какое легкое тесто!» – Всегда ее похвалят соседки.

Мама дружила с Зейнаб, а у Зейнаб было две девочки и сын Анар, с которым мы учились в одном классе. «Отдашь дочь за моего Анара, – смеялась Зейнаб, – станем родственниками». (Уговаривает себя.) Плакать не буду… Плакать не надо… Начнутся армянские погромы… И тетя Зейнаб, добрая наша тетя Зейнаб, вместе со своим Анаром… мы убежали, прятались у добрых людей… они вытащат ночью из нашего дома холодильник и телевизор… газовую плиту и новенькую югославскую стенку… А один раз Анар встретит со своими друзьями моего мужа, и они будут бить его железными прутьями: «Какой ты азербайджанец? Ты – предатель! Ты живешь с армянкой – нашим врагом!». Меня увела к себе подруга, я жила у них на чердаке… Каждую ночь чердак открывали, кормили меня – и я снова уходила наверх, вход забивали гвоздями. Намертво забивали гвоздями. Найдут – убьют! Я вышла оттуда с седой челкой… (Совсем тихо.) Другим говорю: не надо обо мне плакать… А у самой слезы… Анар мне в школе нравился, он был красивый мальчик. Один раз мы с ним даже целовались… «Привет, королева!» – поджидал он меня у ворот школы. Привет, королева!

Я помню ту весну… конечно, она вспоминается, но теперь уже редко… не часто… Весна-а-а-а! Я окончила училище и устроилась связисткой на телеграфе. На Центральном телеграфе. Люди стоят у окошка: одна плачет – мать умерла, другая смеется – у нее свадьба. С днем рождения! С золотым юбилеем! Телеграммы, телеграммы. Вызываю Владивосток, Усть-Кут, Ашхабад… Работа веселая. Не скучная. А любовь ждешь… в восемнадцать лет всегда ждешь любовь… Я думала, что любовь приходит только раз, и то, что это любовь, ты понимаешь сразу. А было смешно, получилось очень смешно. Мне не понравилось, как мы с ним познакомились. Утром я иду мимо охраны, все меня уже знали, никто пропуска не требовал: привет-привет – без вопросов. «Предъявите пропуск». Я остолбенела. Стоит передо мной высокий красивый парень и не пропускает. «Вы каждый день меня видите…» – «Предъявите пропуск». А я в этот день забыла пропуск, роюсь в сумке – у меня никаких документов. Вызвали моего начальника… я получила выговор… И так разозлилась на этого парня! А он… У меня была ночная смена, и он приходит с другом пить чай. Надо же! Приносят пирожки с повидлом, теперь уже нет таких пирожков, вкусные, но откусывать страшно – никогда не знаешь, с какой стороны вылезет повидло. Хохотали! Но я с ним не разговаривала, обижалась. Еще через несколько дней нашел меня после работы: «Я купил билеты в кино – пойдешь?». Билеты на мою любимую кинокомедию «Мимино» с Вахтангом Кикабидзе в главной роли, я смотрела ее десять раз, знала весь текст наизусть. Как оказалось, он тоже. Идем и перекликаемся, проверяем друг друга: «Я тебе один умный вещь скажу, только ты не обижайся». – «Как я эту корову продам, если ее тут все знают?» И… началась любовь… У его двоюродного брата были большие парники, он торговал цветами. На встречу Абульфаз всегда приходил с розами – красные и белые… Розы бывают даже сиреневые, как будто подкрашенные, а они – настоящие. Я мечтала… Я часто мечтала о любви, но я не знала, как может биться мое сердце, из груди рваться. На мокром пляже оставались наши письма… на песке… большими буквами: «Я тебя люблю!!!». Через десять метров еще раз: «Я тебя люблю!!!». Тогда по городу везде стояли железные автоматы с газированной водой, и в автомате один стакан на всех. Помоешь – и пьешь. Подходим – нет стакана, и второй автомат без стакана. Я хочу пить! Мы столько пели, орали, смеялись у моря – я хочу пить! С нами долго происходили волшебные вещи, невероятные, а потом перестали. Ой, я знаю это… Правда! «Абульфаз, я хочу пить! Придумай что-нибудь!» Он смотрит на меня и поднимает руки к небу, что-то долго-долго говорит-говорит. И откуда-то… из-за заросших травой заборов и закрытых лотков появляется пьяный человек и отдает стакан: «Кра-а-сы-вой дэвушке – не жалко».

А этот рассвет… Нигде ни души, только мы. И туман с моря. Я иду босиком, из-под асфальта туман ползет, как пар. Опять – чудо! Появляется вдруг – солнце! Свет… освещение… как в середине летнего дня… На мне мгновенно высыхает мое летнее платье, влажное от росы. «Ты такая красивая сейчас!» А ты… ты… (На глазах слезы.) Другим говорю: не надо плакать… А сама… Все вспоминается… вспоминается… Но каждый раз все меньше голосов, и снов все меньше. Я мечтала тогда… я летала! Только… Не было! Не было у нас хеппи-энда: белого платья, марша Мендельсона, свадебного путешествия… Скоро, очень скоро… (Останавливается.) Что-то хотела сказать… Что-то… Забываю самые обыкновенные слова… стала забывать… Я хотела сказать, что скоро, очень скоро… Меня прятали в подвалах, я жила на чердаках, я превратилась в кошку… в летучую мышь… Если бы вы могли понять… если бы могли… если бы вы знали, как страшно, когда ночью кто-то кричит. Одинокий крик. Закричит ночью одинокая птица, и всем жутко. А если это человек? Я жила с одной мыслью: я люблю… люблю и еще раз люблю. По-другому бы не смогла, не вынесла. Как же – такой ужас! С чердака спускалась только ночью… шторы толстые, как одеяло… Однажды чердак открыли утром: «Вылезай! Ты спасена!». В город вошли русские войска…

Думаю об этом… Я думаю об этом даже во сне – когда все началось? Восемьдесят восьмой год… На площади собираются какие-то люди, они все в черном, танцуют и поют. Танцуют с ножами и кинжалами. Здание телеграфа рядом с площадью, все на наших глазах. Облепим балкон – и смотрим. «Что они кричат?» – спрашиваю. «Смерть неверным! Смерть!» Это продолжалось долго, очень долго… много месяцев… Нас стали отгонять от окон: «Девочки, это опасно. Сидите на своих местах и не отвлекайтесь. Работайте». Во время обеда обычно пили чай вместе, и вдруг в один день: азербайджанки сели за один столик, армянки – за другой. Одномоментно, понимаете? А я никак не могла понять, никак. До меня еще ничего не доходило. У меня любовь… я занята своими чувствами… «Девочки! Что случилось?» – «Ты не слышала? Начальник сказал, что скоро у него будут работать только чистокровные мусульманки». Моя бабушка пережила армянский погром в пятнадцатом году. Я помню… Она мне в детстве рассказывала: «Когда я была такая маленькая, как ты, моего папу зарезали. И маму, и тетю. Всех наших овец… – Глаза у бабушки всегда были печальные. – Резали соседи… До этого нормальные люди, можно даже сказать, хорошие. За столом в праздники вместе сидели…». Я думала, что это было давно… разве это может быть сейчас? Спрашиваю у мамы: «Мама, ты видела – мальчики во дворе играют не в войну, а в резню армян? Кто их научил?» – «Молчи, дочь. Соседи услышат». Мама все время плакала. Сидела и плакала. Дети тягали по двору какое-то чучело и тыкали в него палками, детскими кинжальчиками. «Кто это?» – я позвала маленького Орхана, внука маминой подруги Зейнаб. «Это армянская старуха. Мы ее убиваем. Тетя Рита, а кто ты? Почему у тебя русское имя?» Имя мне мама придумала… Мама любила русские имена и всю жизнь мечтала увидеть Москву… Папа бросил нас, папа жил с другой женщиной, но все равно это был папа. Я отправилась к нему с новостью: «Папа, я выхожу замуж!» – «А хороший парень?» – «Очень. Но зовут его Абульфаз…» Папа молчит, он хочет мне счастья. А я полюбила мусульманина… у него другой Бог… Папа молчит. И вот… Абульфаз пришел к нам в дом: «Хочу просить твоей руки». – «А почему ты один, без сватов? Без родственников?» – «Они все против, а мне никто кроме тебя, не нужен». И мне… Мне тоже не нужен. Что делать нам с нашей любовью?