Читать книгу "Крепость души моей - Андрей Валентинов"

Интернет не пахал вообще.

– Сарасате, – бывшая подслушала мои мысли. Это она умела. – Мой весь извелся. Ему Сарасате – шило в задницу. И только не надо про шансон! Эти твои шуточки…

– Не буду, – согласился я.

Я никогда не шутил про шансон в отношении ее нового. Он, по-моему, и не слушал шансон. Он слушал Розенбаума и «Led Zeppelin».

– Я видела тебя с Алёной, – бывшая криво улыбнулась.

– Где?

– В «Диканьке». Жареная мойва с пивом «Hoegaarden»… У тебя всегда был дурной вкус. Ваш официант еще дал кому-то по морде.

Струйка пота скатилась по моей спине. Меж лопатками, вдоль ложбинки; до самого копчика. Встав рядом с бывшей, я уставился на мусорные баки. По краю одного лазил черный кот.

– Погоди… Как это: видела?

– Видела, и все.

– Тебя в «Диканьке» не было. Я бы заметил. Ты подсматривала с улицы?

– Дурак. Безмозглый кретин. Как ты себе это представляешь?

– Нет, ты погоди…

– Вас показывали по телевизору. Кстати, под Сарасате. Так и написали внизу: «Цыганские напевы», опус двадцатый. Я ждала, когда ты затянешь: «Ой, да-ну, да-ну, данай…»

Если в голосе бывшей и звучала издевка, то дохлая. Ревности не было. Она никогда не принимала Алёну всерьез. Если ты до сих пор не затащил ее в ЗАГС, говорила она…

Я вытер ладонью мокрый лоб.

– Что за бред! По телевизору…

– Ты его редко смотришь. Я вчера весь вечер у экрана просидела. За полночь. Там пейзажи без людей. И музыка. Но если долго переключать каналы…

– Покажут меня с Алёной?!

– Не только. Я видела стариков в парке. Взлом винно-водочного магазина. Аварию на окружной. Драку у Покровского монастыря. Еще одну драку, на Павловке. Ты не знаешь, зачем нам это показывают?

Я мотнул головой: нет, мол.

– Сделай что-нибудь, – попросила бывшая.

– Что?

– Что-нибудь.

Кот перебрался с бака на гараж. Развалился на солнышке пузом кверху. Одним глазом он косил на жирных, наглых голубей. Тень от листьев акации кружевом лежала на коте. Выше метались ласточки. К дождю, наверное. Хорошо бы дождь, жарит как в аду…

– Проси нового. Он деловой, не тряпка.

– Он деловой. Он не берется за безнадежные дела.

– А я берусь?

– А у тебя любое дело – безнадежное.

– Потому что я тряпка?

– Потому что ты кретин безмогзглый. Потому что у нас Дашка. Кого мне еще просить? Хочешь, я устрою тебе истерику? Буду рыдать, биться головой о стенку… Сделай что-нибудь. Я тебя очень прошу.

– За кого ты меня принимаешь? За укротителя ангелов?!

– Я же не прошу тебя спасти город! Спаси нас: меня, мою семью… Себя, наконец! Ну хорошо, не спаси. Я понимаю, это глупо. Всего лишь попробуй. Сходи к ангелам, поговори. Они благоволят к таким…

– К юродивым?

– Не паясничай. Поговори, и все. Может, что-то нарисуется. А если нет… Я хотя бы буду ждать. Надеяться. Если ничего не выйдет, ты не звони мне сразу. Дай понадеяться. Я не могу так: без надежды. Мой говорит: надо быть реалистами. Ну куда его к ангелам?!

Из квартиры соседей Липкиных звучала скрипка. Двери балкона были открыты, и скрипка тоненькой струйкой выливалась во двор. Все остальные окна и двери были плотно закупорены, несмотря на жару. Вся классика, сколько ее ни копилось по квартирам, сидела взаперти, как джинн в бутылке. Только скрипочка; всхлипы, взлеты, падения.

Внизу, под балконом, стоял Юрка-бомбила. В руке его дрожала, расплескивая пену, бутылка пива. Щеку Юрки дергал нервный тик.

– Ты! – хрипло заорал Юрка. – Ты, зараза!

Скрипка ответила быстрым пассажем.

– Заткнись! Слышишь? Я щас стекла побью!

Тремоло.

– Заткнись! Сука, тварь…

Легато.

– Выключите телик! Выключите…

Юрка плакал.

На балкон вышла Люда Липкина, младшая. В правой руке она держала скрипку и смычок. На лице девочки читалось смятение. Подойдя к перилам, она виновато уставилась на Юрку.

– Извините, – сказала Люда. – Это я разучивала.

Брызжа пивом, Юрка выбежал со двора.

09:31
…мы требуем немедленно!..

– Мы требуем немедленно!

Каркнув вороной, подстреленной из рогатки, мегафон умолк. Кажется, член профкома Митяев все-таки закончил фразу – чего именно требуют заводчане. Но расслышали его лишь те, кто стоял рядом.

– Мы требуем немедленно! – эхом отозвался мегафон из соседнего пикета.

И тоже умолк.

На сей раз не техника подвела – подвели легкие оратора, православного философа Перетятько. Философ со всей решимостью набрал в грудь воздуха и закончил:

– Найти дюжину праведников! И предъявить их народу!

– И ангелам!

– И ангелам Господним! – согласился Перетятько.

Он вытер вспотевшую лысину.

Несмотря на ранний час, жарило так – впору июльскому полдню. Тридцать минут назад оба пикета прятались в благословенной тени здания облгосадминистрации. Но вскоре надменное здание, вне сомнений, издеваясь над митингующими, подтянуло тень к себе поближе. Пикетчики оказались на солнцепеке. В тени остались лишь двое милиционеров, дежуривших у входа. К ним здание благоволило, но дежурные все равно нервничали. Пикетчики их не волновали – привыкли. Стражам порядка не улыбалось разделить вчерашнюю судьбу коллег, охранявших мэрию. Лейтенант Самохвалов и старший лейтенант Безбородько уже решили, каждый для себя: заявятся ангелы – драпаем со всех ног. Дураков нет! Сейчас оба прикидывали возможные пути отхода.

Путей было мало, и милицию это беспокоило.

Член профкома Митяев от души огрел кулаком предательский мегафон. Чудо враждебной техники, произведенное литовской фирмой «AMC», с натугой крякнуло. Его раструб зашипел, демонстрируя готовность к работе. Испытанное средство ремонта – пролетарский кулак – в очередной раз оправдало себя.

– Мы требуем, – взорвался мегафон пламенной речью, – немедленно выплатить все долги по зарплате рабочим завода Шевченко!

– И завода Малышева! – крикнули сзади.

– И рабочим завода Малышева! Всем рабочим нашего города!

– Врежь им, Митяев!

– Сегодня! Сейчас! Мы больше не станем ждать!

– Даешь зарплату! – поддержала толпа заводчан.

Над головами взметнулись, заколыхались красные знамена с серпами-молотами. Знамена перемежались плакатами: «Зарплату – сегодня!», «Верните наши деньги!» и неизбывно актуальным: «Воров на нары!».