Читать книгу "Вредность не порок - Лариса Ильина"

Таким образом, я снова оказалась на этой проклятой кухне. Не скажу, что до этого настроение у меня было хорошее, теперь же оно испортилось окончательно. Я раздраженно хлопала дверцей холодильника, злобно громыхала кастрюлями и шипела сквозь зубы на манер африканской гадюки. Притащившийся вслед за мной на кухню конвойный долго уворачивался от свистящих над его головой ножей и сковородок, наконец не вытерпел и пересел в дальний угол, поближе к высокому носатому парню в голубой футболке. Тот, вцепившись обеими руками в приклад автомата, давно уже превратился в изваяние, не шевелясь и не сводя с меня испуганных глаз.

Приободрившись тем, что смогла в такие короткие сроки безмерно запугать обладателя столь грозного оружия, я разошлась вовсе и даже кокнула в запале суповую тарелку. Но тут на звон разбитой посуды в кухню заглянул Седой, я сразу присмирела и моргнула ему в лицо честнейшими глазами.

— Ты, мать твою за ногу, осатанела? Какого черта ты гремишь? Проблемы с головой?

— Нет, — тут же призналась я, — никаких проблем… — после чего скорчила жалобную физиономию и трогательно сжала кулачки, — ..я ее нечаянно разбила…

Вы же сказали быстро, а народу много.., а я одна.., я тороплюсь…

Седой сверкнул белками глаз и сердито засопел.

— Мамонт, слышь.., помоги ей.., чего попросит…

После чего Седой удалился, а мой конвойный встал.

— Мамонт… — прошептала я, качая головой, и, не удержавшись, фыркнула.

Мамонт не обиделся, напротив, он довольно мило улыбнулся и спросил:

— Ну чего делать?

Я быстро сориентировалась:

— Картошку почисть…

— Картошку? Я? Не-е… Картошку не могу. Банку открыть или стол протереть…

— Стол я и без тебя протереть смогу! — Я разозлилась.

Мне, что ли, картошку на девятерых чистить? Это ж полведра надо! — Тебе чего сказали?

Но парень упрямо прищурился, тогда я развернулась к двери и позвала:

— Семен!

— Да ладно, — торопливо буркнул Мамонт, досадливо вздыхая, — черт с тобой… Где твоя картошка?

Я ткнула пальцем в угол, он выволок мешок на се дину кухни, еще раз вздохнул, окинул кухню несчастным взглядом и обрадовался:

— Серый, помоги…

Носатый в первое мгновение вытаращил глаза, но потом, видимо, сообразил, что отнекиваться бесполезно.

Минут через сорок все было готово, я робко высунула голову в дверной проем и огляделась. Седого в гостиной не было, зато остальные по-прежнему прилежно таращились в окна. «Неужто они так Ефима боятся?» Оглянувшись, я увидела, что Мамонт и Серый стоят ко мне спиной, и неслышно просеменила в центр гостиной.

Дверь на веранду была наполовину прикрыта, я направилась туда, но тут вдруг оглянулся Ушастый и рявкнул:

— Куда?!

Я подпрыгнула на месте, дверь веранды распахнулась, и Седой заорал мне в лицо:

— Почему она здесь ходит?

Из кухни шустро выскочил раздосадованный Мамонт и ухватил меня за руку.

— Да я только хотела сказать, что все готово… — залепетала я, демонстрируя на всякий случай сильный испуг. — Идите кушать…

Седой немного помягчел и кивнул Мамонту:

— Ладно…

Тот мою руку выпустил, и мы мирно направились в кухню. Кушали они попарно, я сбилась с ног, перемывая тарелки и вилки, потому что на восьмерых посуды не хватало. Пот с меня катился градом, у плиты всегда жарко, а тут еще на улице здорово потеплело, а окна открывать не разрешалось. Вероятно, в целях безопасности.

Когда наконец эта экзекуция закончилась, я устало плюхнулась на табурет и безразлично заглянула в кастрюльку. Нет, есть я уже не хочу. То есть не могу… Теперь мне ясно, отчего последние несколько дней я перехожу из рук в руки, словно почетное полковое знамя. Эти уроды просто не умеют готовить.

— Чего сама не ешь? — миролюбиво поинтересовался Мамонт, с удобством расположившись на длинной деревянной скамье.

Я дернула плечами и вяло отмахнулась:

— Потом…

Мамонт понятливо покивал, поджав губы, а потом спросил:

— Неужели устала? А я уж решил, что ты двужильная.

По городу носилась, словно верблюд по пустыне…

Он усмехнулся, я усмехнулась тоже, вспомнив, как мы летали очертя голову.

— Ты чего убегала-то?

— А ты чего догонял?

— Так.., поговорить…

— А чего тогда молча бегал? Вот бы и говорил…

Мы посмотрели друг на друга неодобрительно и рассмеялись.

— Веселитесь? — вздохнул кто-то в дверях, мы разом заткнулись и поскучнели. — Иди пока, Мамонт…

Позову…

Седой неторопливо прошел к скамье, где еще секунду назад хохотал Мамонт, и сел. Я поднялась и занялась грязной посудой. Склонив голову набок, он задумчиво следил, как я счищаю в помойное ведро огрызки. Что означало это молчаливое разглядывание, оставалось загадкой. Решив наконец, что хуже не будет, я повернулась к Седому лицом.

— Можно я окно открою? Дышать невозможно…

Подумав немного, Седой кивнул. Я распахнула створки, с облегчением вдохнув свежий воздух. Однако сидел Седой так, что с улицы его не видно, а я как на ладони.

Случайно или нет? Может, я здесь в роли наживки? Я побарабанила по раме пальцем. Хорошо это, для меня или плохо?

— Чего тебя, такую шуструю, в здешнюю глухомань занесло? — поинтересовался вдруг Седой.

Я заворочала извилинами. Что именно он называет глухоманью? Очень похоже, что у нас назревает разговор по душам. И как же мне себя вести?

— Вы ж меня сами сюда привезли.

Он засмеялся:

— Ладно ваньку-то валять… Верно Гордей сказал: похоже, мозгов у тебя больше, чем у иного мужика…

Такая космически необъятная похвала из уст умнейшей половины человечества непременно вызвала бы у меня счастливую истерику, если бы я и сама кое о чем не догадывалась: я умнее не иного мужика, я умнее многих мужиков… А Седой, продолжая довольно смеяться и крутить головой, возьми да брякни:

— Что, душа моя, опять Ефим пасьянс раскладывает?

Озадачилась я безмерно:

— Что? Пасьянс? Зачем?

Седой пожал плечами и развел ладони в стороны:

— Скучно ему… Развлекается, наверно…

Пока я ломала голову над его словами, он продолжил:

— А чего ты там про Мутного говорила? Ну на конюшне? Кончил Фима Мутного, да? А про Белого откуда знаешь?

Я застенчиво улыбнулась:

— Так… Просто услышала…

— Ага… Просто услышала. И чего услышала?