Читать книгу "Лицо на продажу - Михаил Серегин"

– Даже если так, вы уже ничего не успеете, Ладыгин…

– Но вы недослушали! – воскликнул я, косясь на вороненый ствол. – Знаете, кто сейчас сидит в машине возле дома? Брат Малиновской, сутенер по кличке Грек, чертовски неуравновешенный субъект! Мне кажется, он не простит вам смерти сестры!

Дыхание Заболоцкого сделалось прерывистым и тяжелым – страх уже закрался в его душу, но он боролся с ним самым простым способом – пытаясь заткнуть мне рот.

– Вы блефуете, Ладыгин! – бросил он с презрением и гневом.

– Но это еще не все! – завопил я, выставив раскрытую ладонь. – Наш с вами разговор записывается на магнитофон! Я ведь не упомянул пока о третьей силе, которая замешана в это дело. Мой друг из РУОПа…

Я уж не стал уточнять о карьерных сложностях Юрия Николаевича – мне показалось, что время сейчас не слишком подходящее для выяснения мелких подробностей. И в этот момент я услышал, как этот самый вероломный друг копается отмычкой в замке.

Для меня этот звук был слаще ангельской музыки, а на Заболоцкого он подействовал как удар грома. Он вдруг подпрыгнул, будто ошпаренный, и затравленно оглянулся.

– А вы все не верили! – укоризненно сказал я. – Вот за вами и пришли!

Заболоцкий будто сошел с ума – лицо его дергалось и делалось все бледнее. Пистолет прыгал в руке, изо рта вырывались какие-то невнятные ругательства.

Из коридора послышался щелчок открывшегося замка и топот ног. Заболоцкий метнулся к балконной двери.

– Четвертый этаж! – заботливо крикнул я.

Он на ходу обернулся и почти в упор выстрелил в меня. Я ничего не услышал, а лишь почувствовал страшный удар в грудь, будто в меня с разгону врезался паровоз. Дыхание у меня перехватило, и в глазах потемнело.

А Заболоцкий с треском распахнул балконную дверь и выскочил наружу.

– Стоять! – истошно заорал где-то во тьме Чехов.

Не мудрствуя лукаво, Заболоцкий выстрелил в него с балкона трижды – пшик! пшик! пшик! – и Юрий Николаевич с грохотом повалился на пол. Дальше мое сознание померкло, и все проблемы перестали для меня существовать. Все-таки я был лучшего мнения об этих проклятых бронежилетах.

Очнулся я от довольно интенсивного хлопания по моим щекам, вдобавок на меня лили холодную воду. Ощущение было мерзопакостное – ломящая боль в груди, ледяные струйки, текущие за воротник, кружение в голове и мрачное лицо Чехова перед глазами.

– Ты что, оборзел, Юрий Николаевич? – простонал я. – Не май месяц!

– Живой! – обрадовался Чехов. – Тебе повезло, доктор! У этого сукина сына оружие не очень мощное. Будь у него приличный пистолет – на таком расстоянии никакой жилет бы не помог!

– Утешил! – сказал я. – А сукин сын где?

– Он, по-моему, по балконам утек, – вздохнул Чехов. – Нужда, как говорится, заставит калачи есть… Ну, давай поднимайся! Встать можешь?

Не дожидаясь ответа, он выскочил на балкон. Я последовал за ним, пошатываясь и хватаясь за окружающие предметы.

Холодный ветер немного взбодрил меня. Ухватившись за перила балкона, я посмотрел вниз. Юрий Николаевич оказался прав – Заболоцкий, проявив чудеса акробатики, умудрился спуститься по балконам во двор и теперь запрыгивал в кабину голубой «Тойоты», стоявшей у самого дома.

– Уйдет! – сказал я с тревогой.

– Черт с ним, пусть уходит! – ответил Чехов. – Куда ему теперь деться! Он здесь так наследил… И пушку вон бросил даже… – Он кивнул на бетонный пол балкона, где валялся пистолет с глушителем. – Он теперь замаран по самые уши. Пусть уходит!

«Тойота» зафырчала и сорвалась с места. И тут произошло то, чего никто из нас не ожидал. Подраненный Грек, в панике оставленный Чеховым без присмотра, сумел завести «Москвич» и бросил его навстречу отъезжающей «Тойоте».

Заболоцкий не сразу сообразил, что происходит. Может быть, он даже не обратил внимания на стремительно несущийся навстречу «Москвич». А когда заметил и отчаянно попытался вывернуть свою машину вправо, было уже поздно.

Раздался страшный удар, скрежет и треск осыпавшихся стекол. Завыла автомобильная сигнализация. Чехов смертельно побледнел и, завопив: «Моя колымага!» – бросился вон с балкона. Внизу во дворе начали появляться люди, они стягивались к месту катастрофы. Кто-то побежал звонить.

Я повернулся и пошел к выходу. Чувствовал я себя как после хорошего нокаута. Хотелось прилечь и обо всем забыть. Но до этого было пока далеко, приходилось терпеть.

В косяке двери, в дверном стекле и в притолоке я заметил три отверстия, оставленные пистолетными пулями. Слава богу, Заболоцкому было далеко до снайперской точности стрельбы, иначе бы Чехову не поздоровилось.

Выйдя из квартиры, я тщательно запер дверь – не хватало еще, чтобы какой-нибудь зевака заглянул в этот склеп. Спускаясь по лестнице, я неожиданно подумал, как воспримет известие о смерти Малиновской ее тайный воздыхатель Груздев. Купит еще бутылочку?

К «Москвичу» мне пришлось уже пробиваться: народу набежало – целая толпа. Картина была, конечно, жуткая и вызывала законное любопытство. Смятый в гармошку «Москвич» намертво приклеился к покореженной «Тойоте». Все пространство вокруг было засыпано битым стеклом. Бледный и вытянувшийся, как струна, Грек лежал на асфальте возле «Москвича». Заболоцкий, придавленный рулевым колесом, сидел в «Тойоте», глядя перед собой незрячими от боли глазами. Изо рта у него текла кровь. Трое мужиков, отдавая друг другу противоречивые команды, пытались освободить его.

Потрясенный Чехов стоял возле машины и горестно восклицал:

– Мой «Москвич»!

Какая-то женщина в зеленом пальто и белом платке с золотой ниткой осуждающе сказала:

– Тут люди пострадали, а ему, видишь ли, машину жалко!

– Людей-то еще нарожают, мамаша, – объяснил ей парень в брезентовой куртке. – А машину попробуй сейчас купи!

Было непонятно, шутит он или говорит серьезно.

– Ага, ты попробуй их нарожай! – уничтожающе заметила женщина.

– У меня другая функция, мамаша! – заорал парень.

Чехов оглянулся и заметил меня. Он махнул рукой и, обойдя «Москвич» справа, изо всех сил рванул помятую дверцу. Я уже было подумал, что Юрий Николаевич так помешался от горя, что хочет попробовать завести погибшую машину. Но он наклонился и полез куда-то под кресло, чертыхаясь и кряхтя от натуги. Наконец он вылез задом обратно, бережно сжимая в руках какой-то предмет, отдаленно напоминающий чемоданчик.

Когда я подошел ближе, Юрий Николаевич копался в содержимом изуродованного кейса. На секунду обернувшись ко мне, он сказал:

– В один день я лишился машины, кейса и подслушивающей аппаратуры! Ну, с аппаратурой все ясно – я взял ее напрокат у Гузеева. Они ее спишут. Я готов смириться и с потерей кейса – в конце концов, у меня скоро день рождения, и ты можешь подарить мне новый. Но как я буду жить без машины? Ведь она не застрахована!