Читать книгу "Сперанский 4. Коалиция - Денис Старый"

насколько я знал. На нем была установлена горелка, которая горела… кощунство… на спирту. Вместе с тем, шар был управляемым, мог, конечно с поправкой на ветер, менять направления благодаря горелке, где можно подбавлять огонь в определенных местах. Это позволяло даже заниматься бомбардировкой с воздуха. Бомб в корзину не наберешься, да малоэффективные они сейчас. А вот флешеты… Страшное оружие, от которого никто не спасется. И четыре сотни этих железных небольших острых орудий убийства у нас есть.

— Нужен офицер из штаба с подзорной трубой, чтобы оценил. Еще выгодный ветер, — завершал я свой рассказ, но вспомнил и добавил. — По моим данным, французы хотят использовать шары для разведки. Есть ли они здесь, то не знаю, скорее, нет. Но они знают, что такое будет висеть у них над головой. И мой человек обучен сообщать блеском фонаря информацию. Это можно использовать во время боя. Мы… Вы, ваше высокопревосходительство, можете узнать о направлении атаки неприятеля еще задолго до ее начала. Где и куда выдвинулись французские резервы. Сверху все видно, ну или почти все.

— Я услышал тебя, Миша. Где себя видишь? Не в колоне же? — усмехнулся Суворов.

И как это расценить? Как обвинение в трусости? Вряд ли. Да и не буду копаться в подоплеке сказанного.

— Могу удержать плацдарм. Инженерную роту мне нужно, артиллеристов, а еще, чтобы была готова дивизия к переправе, чтобы сразу разворачивалась и помогала. А не так, как это было… — я вновь стал заводится.

— Все, хватит уже о Беннегсене! — одернул меня Суворов. — Понял я, что утереть ему нос хочешь. Выполнить то, что у него не получилось. Может я и не против. Но война — это не место для ссор и выяснения отношений. Не задерживаю более, приказ вышлю. Дам полк казаков, полк егерей. Линейную пехоту не дам. Думаю я, что ты не знаешь, как с колонами и линиями воевать. Погубишь полк. На сим все.

Я вышел из шатра с крайне противоречивыми чувствами. Еще удивительно, что вообще что-то чувствовал. Разговор с фельдмаршалом измотал сильно. Было и то, о чем я сожалел, но сказанного обратно не вернешь. Да и начни я увиливать, Суворов понял бы. Он только прикидывается чудаковатым стариком, но все понимает, может и больше многих.

Правильно было бы как-то показаться в офицерском сообществе, провести время с высшими офицерами, но я все еще оставался где-то около замкнутого офицерского круга, но не внутри его. По-хорошему и рациональному, нужно туда идти, но желания нет никакого. Хотя… есть у меня кое-что, что почти всегда работает.

— Сева, а неси ты два ящика шампанского вина! — сказал я Северину Цалко.

— Сию минуту будет, твое благородие, — отвечал не по уставу недавний шпион.

Ему можно так говорить, когда мы наедине, он очень большое дело сделал. Северину пришлось уходить из Турина, хорошо, что не отстреливаясь и не загоняя коней, как это могло быть в кино. Именно через него Аннета и передала те ценнейшие сведения, что сперла у Моро. Кроме того, по словам Севы, он попал под подозрение у местных республиканцев. Нужно было бежать. Я же думаю, что тут был еще факт непрофессионального исполнения обязательств. Сева влюбился в Аннету, стал сильно нервным и способным на провальные поступки. И, что намного серьезнее, он утверждал, что наша секси позволила себе запасть на Моро. Подумать нужно, что с этим делать.

В иной реальности Жан Виктор Моро не сошелся характерами с Наполеоном, мигрировал в Штаты, после стал советником Александра во время Отечественной войны 1812 года. Но в тех интригах большую роль играли женщины, которые и стали катализаторами безуспешной борьбы Моро с Наполеоном.

А что в этой реальности я смогу сделать? Уже тот факт, что Жан Виктор все же встал рядом с главным врагом Наполеона, говорит о том, что Франция с Бонапартом — неприемлемая для Моро Франция. Может из этого понимания что-то вырастет? Вряд ли он станет шпионом, тут на Толейрана нужно быстрее выходить. Вот где и нашим и вашим и еще поискать кому бы… И почему его не расстреляли? Мало того, в пример ставят, как великого дипломата. Не пойму. Мой идеал дипломата — Грибоедов, который не сдался персам, а отстреливался до последнего и честь Российской империи сберег. Правда… Жаль, может и зря это сделал. За камушек, что подарили после русскому императору инцидент замяли. Пусть даже этот камень крупнейший алмаз

Вот так сказали мои мысли, когда я через двадцать минут после встречи с Суворовы, после подписания документов в штабе, шагал к большому шатру, где, по моим обрывочным сведениям, которые только получилось собрать после четырех часов нахождения в русском лагере, по вечерам собираются русские офицеры. Вроде бы официально никто не пьет, ничего особого не случается, но я уже видел, как пара солдат закапывали в землю бутылки, а другую партию стеклянных мутных сосудов расставляли на импровизированном стрельбище неподалеку. То есть так сильно НЕ пьют, что бутылок даже избыточно, чтобы по ним стрелять.

— Михаил! Михаил Михайлович! — услышал я радостный крик слева от себя.

Из-за палаток выскочил… Ложкарь.

— Захар! — выкрикнул и я.

Вот же, а, действительно, очень рад был его увидеть.

— Ну ты прямо негр, — сказал я, рассмотрев сильно загоревшего друга.

Наверное, да, друга. Мы отлично общались в Надеждово, просто и по-свойски. Сейчас делаем общее дело, пусть для меня коммерция и косвенное занятие. Но мозг ведь не обманешь, если он дает столько положительных эмоций при встрече человека, значит, этот человек для тебя не безразличен.

— Негр — это кто? Африканец, что ли? — спросил Ложкарь.

— Он самый. Почернел ты шибко, где то розовое рязанское лицо? — шутил я.

— Ну так и вы не бледный, как поганка, — вернул мне шпильку Захар.

— Ну, как оно, сложно? — спросил я, хотя и понимал, что для обстоятельного разговора нужно было бы присесть не на один час.

— Не легко, сперва так и стушевались мы. Австрийцы преграды чинили, даже взятки кое кому пришлось дать. И это слава Богу, что австрийцы гадами оказались, иначе, так и не знаю, получилось бы с доходом работать, или нет, — отвечал Ложкарь. — Они же задерживают поставки и сейчас. Только мелочь присылают. Ну так получается, что и австрияки нет-нет, но нам заплатят, чтобы Суворов меньше писал в Вену, да Петербург.

— Часто пишет? —