Читать книгу "Законы эпидемий. Как развиваются и почему прекращаются эпидемии болезней, финансовые кризисы, вспышки насилия и модные тренды - Адам Кучарски"

class="p1">Работая в Сьерра-Леоне, Сабети узнала, что название города Кенема, в котором базировалась группа ученых, переводится как «чистый, как река, прозрачный и открытый взгляду»[535]. Та же открытость была свойственна ее группе, опубликовавшей 99 последовательностей в самом начале вспышки. Такой подход укоренился и в более широком сообществе исследователей. Один из самых ярких примеров – проект Nextstrain, основанный биоинформатиками Тревором Бедфордом и Ричардом Нейером. Эта онлайн-платформа автоматически сравнивает генетические последовательности, чтобы определить степень родства разных вирусов, а также их возможное происхождение. Первоначально Бедфорд и Нейер сосредоточились на вирусе гриппа, но теперь платформа отслеживает все, от вируса Зика до туберкулеза[536]. Nextstrain оказался очень мощным инструментом – и не только потому, что позволяет свести воедино и визуализировать все доступные последовательности; другое его достоинство заключается в том, что он отделен от медленного и конкурентного процесса публикации научных статей.

В начале 2020 года Nextstrain позволил в реальном времени получить важнейшие свидетельства того, что ситуация с COVID-19 в США куда более серьезна, чем указывали первоначальные данные[537]. 27 февраля болезнь была диагностирована у подростка в Милл-Крике – неподалеку от Сиэтла, где живет Бедфорд. До того момента в штате было зарегистрировано лишь несколько случаев заболевания. В течение 24 часов коронавирус из Милл-Крика был секвенирован, и результаты появились в интернете, где их и обнаружила система Nextstrain. Предварительное филогенетическое дерево указывало на то, что COVID-19 некоторое время распространялся незаметно. Бедфорд опубликовал в твиттере тред с описанием анализа, который быстро разлетелся по сети[538]. «Я полагаю, что мы столкнулись с уже серьезной вспышкой в штате Вашингтон, которая не была выявлена ранее из-за узких критериев определения болезни, включавших непосредственные поездки в Китай», – заключил он. Эта гипотеза вскоре подтвердилась: в последующие дни число заболевших и умерших в штате резко возросло.

По мере того как секвенировать патогены становится все проще, филогенетические методы углубляют наше понимание эпидемий. Они помогают выяснить, когда начинаются вспышки, как они развиваются и какие аспекты процесса передачи мы упускали. Эти методы также отвечают общей тенденции в анализе эпидемий: объединению новых источников данных для получения информации, доступ к которой раньше был затруднен. Благодаря филогенетике мы можем отследить распространение болезней, связав информацию о пациентах с генетическими данными найденных у них вирусов. Подобные методы сцепления данных становятся эффективным средством определения того, как те или иные явления мутируют и распространяются в популяции. Но случалось, что люди находили им довольно неожиданное применение.

Златовласка была сварливой сквернословящей старушкой, которая вломилась в дом трех безобидных медведей. По крайней мере, в 1837 году – когда поэт Роберт Саути впервые опубликовал эту сказку. Попробовав кашу из трех мисок и сломав стул, она услышала возвращающихся медведей и сбежала через окно. Саути не называл ее Златовлаской; эта и другие подробности появились несколько десятилетий спустя – злобная женщина превратилась в непослушного ребенка, а затем и в Златовласку, которую мы знаем сегодня[539].

Сказка о медведях известна с давних времен. За несколько лет до того, как Саути опубликовал эту историю, женщина по имени Элеанор Мьюр написала книгу для своего племянника (и смастерила ее своими руками). По версии Мьюр, в конце сказки медведи все же поймали старушку. В гневе они бросили ее в костер, попытались утопить, а затем насадили на шпиль собора Святого Павла. В народной сказке, которая появилась намного раньше, три медведя прогоняют проказливую лису.

По мнению Джейми Теграни, антрополога из Даремского университета, культуру можно рассматривать как информацию, которая изменяется при передаче от человека к человеку и от поколения к поколению. Если мы хотим понять, как распространяется и эволюционирует культура, в этом нам помогут народные сказки, ведь каждая из них – продукт определенного общества. «Народные сказки по определению не имеют одной официальной версии, – говорит Теграни. – Они принадлежат каждому члену сообщества. Это их неотъемлемое свойство»[540].

Работа Теграни, посвященная народным сказкам, начинается с «Красной Шапочки». Жителям Западной Европы она хорошо знакома в пересказе братьев Гримм, сделанном в XIX веке: девочка приходит к бабушке, а там ее ждет притворившийся бабушкой волк. Но это не единственный вариант истории. Существует целый ряд народных сказок, похожих на «Красную Шапочку». В Восточной Европе и на Ближнем Востоке рассказывают сказку «Волк и семеро козлят»: переодетый волк уговаривает маленьких козлят впустить его в дом. В Восточной Азии есть сказка «Бабушка-тигр» о том, как дети встречают тигра, который выдает себя за их пожилую родственницу.

Сказка распространилась по всему миру, однако трудно сказать, в каком направлении это происходило. Большинство историков считают исходной восточноазиатскую версию, от которой позднее произошли европейский и ближневосточный варианты. Неужели «Красная Шапочка» и «Волк и семеро козлят» действительно произошли от «Бабушки-тигра»? Поскольку сказки обычно передавались из уст в уста и их долгое время никто не записывал, наши знания о них поверхностны и отрывочны. Зачастую просто невозможно определить, когда и где возникла та или иная сказка.

И здесь на помощь приходят методы филогенетики. Для исследования эволюции «Красной Шапочки» и ее вариантов Теграни собрал около шестидесяти версий сказки из разных частей света. Подобно тому как биологи выделяют генетические последовательности, он выделил в каждой сказке 72 элемента сюжета: тип главного героя, уловка, использованная для обмана, финал сказки и так далее. Затем он проследил эволюцию этих элементов и построил филогенетическое дерево, иллюстрирующее связи между сказками[541]. Анализ привел его к неожиданному выводу: судя по филогенетическому дереву, раньше других сказок появились «Волк и семеро козлят» и «Красная Шапочка». Вопреки распространенному мнению, «Бабушка-тигр» оказалась скорее смешением нескольких сказок, чем оригинальной версией, от которой произошли все остальные.

Эволюционный подход давно используется для изучения языков и культур. За несколько десятилетий до того, как Дарвин нарисовал свое древо жизни, лингвист Уильям Джонс заинтересовался происхождением языков (эта область знаний называется филологией). В 1786 году Джонс писал о сходстве между греческим языком, санскритом и латынью: «Ни один филолог, который занялся бы исследованием этих языков, не смог бы не поверить тому, что они произошли из общего источника, которого уже не существует»[542]. Иными словами, он считал, что у этих языков был один общий предок. Идеи Джонса повлияли на многих ученых, в том числе на братьев Гримм, которые были прекрасными лингвистами. Они не только собирали разные варианты народных сказок, но и пытались выяснить, как меняется со временем язык[543].

Современные филогенетические методы дали возможность более тщательно изучить эволюцию сказок. После исследования «Красной Шапочки» Джейми Теграни вместе