Читать книгу "Кусочек жизни. Рассказы, мемуары - Надежда Александровна Лохвицкая"

не научишь. А другой с полуслова схватывает свою пользу. Я, например, сразу вижу, если где нажива. Вот вы, кажется, смеетесь? Это отчасти даже оскорбительно. Впрочем, откуда же вам меня знать? То есть, в деловом отношении. Я и сама-то себя не знала. А вот мадам Бурси так прямо даже удивилась, как я скоро все схватываю. Зачем же, говорит, вы так глупо до сих пор жили, если вы все так толково понимаете и впоследствии сможете принести пользу ближним. Мадам Бурси прямо даже ахнула.

— А что это за Бурси?

— Мадам Бурси? Вы разве не знаете? Она говорит, что ее в эмиграции каждая собака знает. Ох, простите, как-то нехорошо вышло. У меня всегда как-то так не то получается… Мадам Бурси русская, недавно за француза вышла. Глубокого ума человек и самого разно-стороннего опыта. Я петли на чулках подымала. Наша консьержка меня и рекомендовала кое-кому. Вот приношу я Бурси чулки, а она и говорит вскользь: «Совсем забыла, как вареники делают». А я и говорю: «Да очень просто — так и так». И все ей и рассказала. Она обрадовалась: «Вы, спрашивает, может быть, и польский борщ умеете?» Я говорю: «Да, умею». Она еще больше обрадовалась: «Приходите, говорит, сегодня вечером приготовим вместе обед. Я хочу своего мужа француза удивить русским вкусом».

Ну что ж, я с удовольствием. Все ей приготовила, она страшно довольна, француз тоже. Даже пригласили с собой отобедать. Ну, да уж это было бы неделикатно с моей стороны.

Ну, она такая милая, пригласила еще приходить, пирог спечь.

Как подумаешь — какую роль играет в жизни случай! Ведь не заговори она тогда о варениках, ничего бы не было, а теперь вся судьба моя перевернется. Почему? А вот почему: стряпня моя понравилась, и, по-видимому, мадам Бурси почувствовала во мне настоящего человека, и предлагает она мне следующее: открыть с ней вместе пансион на берегу моря в купальный сезон. Небольшой, комнат на двенадцать. Она, значит, дает свой опыт, а я труд — буду готовить и убирать комнаты, ну а в свободную минуту починять белье и садик прибирать — садик небольшой.

— Я не совсем понимаю, какой она такой опыт дает?

— Опыт? Как не понимаете? В таком деле самое главное — это опыт. Без опыта абсолютно ничего не сделаешь, шагу не ступишь. Это дело сложное — пансион. Это надо массу знания, умения, всяких расчетов. Одна я ни за что ничего бы не смогла. А она золотой человек. У нее уже два пансиона было. Оба прогорели. Она на этом деле собаку съела. С ней можно быть спокойной. Не пропадешь. Дело будет страшно выгодное, только не знаю, где я денег найду.

— Каких денег? Вы ведь будете жалованье получать?

— Ну, конечно. Четыреста франков на всем готовом. Это мне и во сне не снилось. А деньги нужны, чтобы вступить в долю. Вы, конечно, этого не понимаете, дело строго коммерческое, на здоровых началах. Я должна внести свою долю — две тысячи. Я уже сказала, что это для меня трудно, но она такая милая. «Я, говорит, готова идти вам навстречу — внесите только полторы тысячи».

— А она сколько вносит?

— Как — сколько? Она ничего. Она вносит свой опыт.

— А вы вносите труд, так зачем же еще с вас деньги?

— А чтобы обеспечить мое жалованье. Это она мне сама объяснила.

— Как-то я плохо понимаю. Выходит, будто вы сами себе жалованье будете платить из собственных денег.

— Конечно, это вам трудно понять. Это — торговый оборот.

— Что же, вы будете чаевые получать?

— Да, она что-то упомянула, да я ей сказала, что лучше сделать надпись, что просят на чай не давать. Во-первых, это благороднее, потому что все-таки несколько оскорбительно для интеллигентной женщины, а потом и для постояльцев интереснее. Мадам Бурси очень ухватилась за эту мысль и сразу пошла мне навстречу… Это, говорит, отличная идея, и вы ничего не потеряете, потому что я буду ставить прямо в счет десять процентов за услуги. Она даже благодарила меня за идею. Она очень благородный человек.

— Ну-ну! А как же вы будете делить доходы?

— А это она мне все объяснила. Так как нас трое — она, я и ее муж, то мы и будем все делить на три части. Две части пойдут ее мужу. Это, конечно, вполне естественно — он мужчина, он француз, мы должны быть благодарны этой великой нации за гостеприимство. Наконец, в случае каких-нибудь формальностей с полицией или какой-нибудь скандал с жильцами — это все уж он берет на себя. Дело, действительно, сложное и деликатное. Ну-с, так вот — две части ему. Третья часть, конечно, самой мадам Бурси. Ее опыт, ее идея, это уж все бесспорно. Ну, а остальное все мое.

— Позвольте! Я не совсем понимаю — что же «остальное», если весь доход делится на три части и все три части забирают себе господа Бурси? Он за то, что мужчина, а она за то, что два раза прогорала?

Таня забегала глазами, точно ее уличили в краже.

— Конечно, если так рассуждать… Это дело коммерческое, мадам Бурси сама идет мне навстречу и находит, что это очень и очень выгодное предприятие и, если я буду стараться и хорошо работать, то пансион приобретет хорошее реноме… Мне трудно вам объяснить, вы человек не коммерческий, но у меня есть чутье, что мне пора, наконец, пробиться в люди и почувствовать почву под ногами. Мне даже обещали старые друзья раздобыть денег. Я, конечно, их не посвящаю в детали, это в делах только вредит. Нет, уже вы меня не расстраивайте. Я в это дело верю.

Опять Таня Соколова. Щеки обвисли, серая, даже волосы поредели.

— Вы были правы. Отчасти, конечно. Я сама виновата. Хотя, в сущности, они чудесные люди, только испорченные цивилизацией. Я готовила, убирала. Я даже делала подлости — я им весь огород расчистила, чтобы им стыдно стало, что они всю работу на меня свалили. Я даже, ни слова не говоря, взяла на себя стирку кухонных полотенец. По ночам стирала, чтобы их устыдить. Конечно, это с моей стороны подлость. Я весь дом на себе воротила. И ни одного гроша жалования мне не заплатили. Попросила глицерину купить — руки потрескались, так она говорит: «Вы не уясняете себе коммерческого балансу, вы рубите сук, на котором сидите». И не купила. Я так под конец извелась, что слегла. А ей