Читать книгу "Изгои Средневековья. «Черные мифы» и реальность - Гила Лоран"

Ашкеназы в конце XI века, живя в эпоху христианской «Великой эсхатологии» (а о возможном влиянии на них христианских идей и образов уже шла речь) и будучи сами коллективно ориентированы, руководствовались идеалом всеобщего «прекрасного» мученичества, призванного ускорить избавление, так что готовые погибнуть могли ожидать скорейшего возвращения к жизни в мессианскую эпоху в ходе воскрешения мертвых. Сефарды же столкнулись с массовым насилием в конце XIV века, когда смерть в окружавшей их христианской культуре была индивидуализирована и страшила куда больше. К тому же и сефарды были традиционно индивидуалистами, а не коллективистами, поэтому вполне объяснимо, что они в массе своей не последовали идеалу всеобщего мученичества.

Социология суицида дает нам еще пару объяснений. Как показал Эмиль Дюркгейм в своем «социологическом этюде» о самоубийстве в 1897 году – первом исследовании суицида как социального феномена, – самоубийство чрезвычайно «заразно», множество самоубийств совершаются в подражание другим самоубийствам. Христос погиб за грехи человечества, крестоносцы шли погибать за Христа, ашкеназы могли быть тоже «заражены» этим поветрием, а главное – примерами друг друга, и таким образом несколько актов активного мученичества могли привести к волне суицидов и инфантицидов.

У сефардов не было таких образцов: испанский суннитский ислам гораздо менее склонен к религиозному мученичеству, шахаде, чем шиизм. Испанцы-христиане, нападавшие на евреев в 1391 году, тоже мало походили на крестоносцев (по крайней мере, на идеальных крестоносцев). Отвоевание Пиренейского полуострова у арабов, военная реконкиста, имевшая статус «справедливой (или священной) войны» и приравниваемая к крестовым походам в Святую землю, в основном закончилась еще в середине XIII века (точнее, заморозилась – на полуострове осталось еще одно мусульманское государство – Гранадский султанат, который просуществовал до конца XV века). Участники погромов 1391 года скорее напоминали повстанцев, чем благочестивых и жертвенных milites Christi, «воинов Христовых».

Исследования суицида называют еще один фактор – географический. Согласно современной статистике, в странах Северной и Центральной Европы уровень самоубийств выше, чем на юго-западе континента, то есть Испания гораздо благополучнее Германии в этом отношении. Некоторые ученые полагают, что закономерности, отраженные в современной статистике, релевантны только для новейшей истории, максимум – для Нового времени, но есть мнение, что климат как вневременной фактор действовал всегда, и полученную сейчас картину можно экстраполировать на более удаленные от нас эпохи.

Не следует забывать и о возможном разрыве между текстом и реальностью, в данном случае – между «1391» и 1391. Этот разрыв мог быть как ненамеренным – многие процитированные здесь авторы не были очевидцами и даже современниками событий, – так и целенаправленным. Ашкеназские хронисты, рисуя картины кровавого мученичества в 1096 году, преследовали несколько возможных целей: впечатлить Бога и побудить его отомстить христианам за еврейские страдания, дать молодому поколению пример благочестивого поведения на случай новых погромов и превзойти христиан в мартирологических амбициях. У сефардских авторов тоже были свои причины писать о массовых обращениях в христианство в 1391 году. Во-первых, для проашкеназски настроенных сефардских интеллектуалов, мистиков и моралистов, противников философии Маймонида и еврейско-арабской традиции, эти обращения были исчерпывающим доказательством гибельности этой традиции для еврейской общины, иллюстрацией их убеждения, что нельзя невинно и безнаказанно писать любовные стихи, изучать греческую философию, говорить и писать по-арабски – рано или поздно это приведет к пренебрежению своей верой и предательству истинного Бога. С другой стороны, сефардские хронисты XVI века, изгнанники из Испании или их потомки, зачастую сами прошли через крещение – или были на грани этого – и в целях самооправдания стремились находить подобные прецеденты в истории своего народа.

Реакция на угрозу смерти, альтернатива которой – обращение в чужую веру, отражала, конечно, отношение к этой вере и ее носителям: воспринимались ли они как безусловные враги, а их вера и культура как зло и скверна, как, возможно, было в Германии, или как соседи и потенциальные геры, как, возможно, было в Испании. И, конечно, готовность к обращению в чужую веру коррелировала с представлением о судьбе иноверцев в мессианские времена. Ашкеназы, гибнущие, чтобы не креститься, ожидали, что их гонители – или потомки гонителей – будут уничтожены в эпоху мессианского избавления тем или иным путем: или мессианский осел, везущий евреев в Святую землю, опустит хвост в воду и утопит их, или из-за реки Самбатион выйдут десять потерянных колен, таинственные «рыжие евреи», и отомстят христианам за своих собратьев, или же Господь напрямую изольет на них гнев свой. В агадической антологии – сборнике преданий и толкований на библейские тексты – «Ялкут Шимони», составленной во Франкфурте в XIII веке, приводится такое толкование на стих из 109-го псалма:

«Совершит суд над народами, наполнит землю трупами» (Пс 109:6) – сказали учителя наши: Святой да будет благословен Он как будто взял от крови каждой души, что убита Эсавом в народе Израилевом, и погрузил в нее свой порфирион [царственное пурпурное одеяние], пока не стал он цвета крови, а когда приходит день суда и садится Он на престоле вершить суд [над Эсавом, то есть христианами], то надевает этот порфирион, и покажет ему тело каждого праведника, записанное на нем, как сказано: «Совершит суд над народами, наполнит землю трупами». И в тот же час Святой благословенный обрушит на него двойную месть, как говорит Писание: «Боже отмщений, Господи, Боже отмщений, яви Себя!» (Пс 93:1)

Сефарды же, склонные принимать чужую веру, но сохранять жизнь, и от иноверцев в конце времен ожидали не исчезновения, но обращения. Если воспользоваться терминами Исраэля Юваля, концепция «прозелитирующего» избавления противостояла концепции «мстительного». Библейские пророчества про месть враждебным народам – например, «И обращу свою месть на Эдом рукою моего народа Израиля» (Иез 25:14) – интерпретировались локально: те или иные дурные эдомитяне будут убиты, но не более того, а все народы в целом обратятся в иудаизм и воцарится мир. В сефардских сценариях мессианская эра хороша не кнутом для врагов Израиля, а пряником для самого Израиля: его величие и благополучие наглядно продемонстрируют другим народам их заблуждения и привлекут их в лоно иудаизма. «В конце времен – прогнозировал в XIII веке Меир бен Шимон, выдающийся талмудист и полемист из Нарбонны, – будут великие знаки и чудеса, которые Он сотворит с нами, возвеличив нас так, что все народы обратятся в нашу веру и признают, что то, что они унаследовали от своих отцов, это ложь. […] Ибо все народы обратятся в веру истинного Господа через многие чудеса, которые они узрят, когда Господь вернет нас из изгнания».

Но самую гармоничную и справедливую картину мессианской эпохи рисует Маймонид. Он, конечно, тоже ожидает «прозелитирующего» избавления, когда враждебные народы не будут уничтожены, но обратятся в иудаизм:

[Царь-мессия] исправит весь мир, убедит все народы вместе служить Господу, как сказано: «Тогда опять Я дам народам уста чистые, чтобы все призывали имя Господа и служили Ему единодушно» (Соф 3:9).