Читать книгу "Метро 2033. Санитары - Сергей Зайцев"

Димка через силу кивнул. Он не верил в то, о чем говорил Панкратов, но придушить его хотелось нестерпимо. Прямо руки чесались.

— Потерпи, я уже подхожу к главному. Я хочу, Дмитрий Михайлович, чтобы ты действительно понял, что от тебя нужно, но здесь без отступления не обойтись. Нужно добавить тебе мотивации для сотрудничества. Правильная мотивация — половина успеха в любом деле. А отступление будет такое. Цивилизованность до Катаклизма сыграла с людьми злую шутку: они обложились тысячами законов о существовании и ценности жизни и довели до маразма бесконтрольный рост населения. В разведении породистых кошек правил было больше, чем в создании полноценной человеческой семьи, ведь даже дебилы могли производить потомство. Что не запрещено — то разрешено, и попробуй кастрируй, сразу вонь в прессе насчет ущемления прав человеческих огрызков… Неудивительно, что и без того запущенный генофонд окончательно загадили. Впрочем, все и так шло к вырождению расы. Позволяя выживать дефективным, тем, кто без помощи не способен выжить самостоятельно, люди сами отключили природные ограничители, механизм самосохранения вида. Выключили фактор естественного отбора. Кстати, как ни парадоксально, но войны — один из таких ограничителей, хотя и ущербный. Солдаты, гибнувшие в схватках, всегда были наиболее здоровыми представителями рода человеческого, а «мирные граждане», — Панкратов презрительно усмехнулся, — продолжали плодиться и размножаться.

Димка молчал, думая о своем. Безграничная власть… развращает безгранично. Зря он не прислушался к доводам Натуралиста. Сталкер знал, что говорил. С таким, как Панкратов, нельзя договориться. Можно лишь выполнять его приказы. Потому что тот, кто их выполнять откажется, протянет недолго. До того как Димка познакомился с панкратовскими методами решения проблем, он, к своему стыду, относился к мутантам не лучше, чем этот подонок. Просто не понимал, чего нужно бояться на самом деле. Теперь он знал, что не мутанты, а такие люди, как капитан и его подручные, гораздо опаснее любых тварей с поверхности. И уж тем более — опаснее санитаров.

Что-то вдруг начало меняться внутри него. Парень почувствовал прилив сил. Усталость отступала, стекала с тела, словно грязная вода в душе, четче проступили звуки и запахи. Димка вдруг понял, что в комнате кроме него — не только эти двое. Кто-то еще находился за спиной, кроме Ангела. Третий наблюдатель. Сиплое дыхание заядлого курильщика, застарелая вонь папирос. Что-то едва уловимо знакомое в этих звуках и запахах. Третий человек — еще один гвоздь в крышку гроба надежды. Ножом не завладеть…

— Так вот, Дмитрий Михайлович, я не могу позволить генофонду деградировать и в метро, понимаешь? — проникновенно вещал Панкратов. — Большинство рассчитывает остаться с чистыми ручонками, надеясь, что грязную работу за них сделает чужой дядя… Они не желают понимать, что для нас, выживших, все эти мутации — окончательная и бесповоротная смерть человеческой расы. Но, к счастью, это хорошо понимаю я, у которого есть средства и возможности заниматься столь важной и необходимой для людей работой. И если для достижения моей цели понадобится замарать руки по локоть в крови — что ж, так тому и быть.

«Подонок, надувшийся от важности своей миссии… Интересно, что такой, как Панкратов, делает в Ганзе? Ему же прямая дорога на Пушкинскую, в Четвертый Рейх! Там бы он сразу нашел единомышленников по борьбе за чистоту расы. В этой борьбе человеческая душа, сострадание и терпимость — пустой звук, даже, скорее, явления вредные и опасные, ослабляющие идею, а потому подлежат искоренению вместе с носителями».

— Теперь переходим к главному. Жаль, что ни ты, ни твоя возлюбленная мутантка ничего толком не успели узнать о санитарах, но все же выжали мы из вас вполне достаточно, чтобы понимать одну простую вещь.

«Слишком много слов, — мрачно подумал Димка. — Пустая болтовня». Он давно уже понял, что от него нужно.

— Есть предположение, что Натуралист придет за новообращенной, несмотря на опасность быть схваченным. Они, понимаешь ли, не могут бросать своих. Так эти твари устроены, и мы можем это использовать. Но среди санитаров может быть еще немало таких талантов, как Испанец. А ты, Дмитрий Михайлович, хоть и не мутант, каким-то образом сумел сопротивляться его внушению. Ты его видел, и именно это свойство твоей психики привело нас по следам мутанта к их логову. Ты сослужил нам хорошую службу, и я хочу проявить к тебе снисхождение, насколько это возможно в сложившихся условиях. Поможешь поймать Натуралиста — и я сделаю все, чтобы вылечить твою девчонку. Что будет, если ты не согласишься, я уже описал.

Оборотень в клетке. Димка помнил, но не верил в эту ложь, призванную его запугать. А еще Натуралист говорил, что в Ганзе нет лекарства. Панкратов блефовал, чтобы добиться желаемого с наименьшими затратами сил. Появится здесь Натуралист или нет, закончится все для них с Наташей одинаково — их убьют. Никаких иллюзий.

— Бесполезно, — вдруг сказал Панкратов, явно теряя интерес к разговору. — Он не будет с нами работать.

Димка вздрогнул. Прав был Федор — капитану не обязательно слышать ответ пленника, чтобы узнать правду. Прочитал его, как открытую книгу, и велел с усталой брезгливостью в голосе:

— Отведи его, Виктор Викторович. Подумаем, что делать дальше.

«Шрам. Ну конечно же. Это он тот третий за спиной».

Димка встал, и Леденцов тут же скрутил ему руки за спину, обмотав запястья проволокой. Дешево и сердито. Дефицит наручников? Безжалостной силе рук Леденцова можно было только позавидовать, сопротивляться ему — все равно что бороться с неподатливым железом. Димка и не сопротивлялся. Прежде чем строить планы, нужно увидеть Наташу. Пока они оба живы, он не собирался терять надежды вырваться отсюда.

— На всякий случай, Дмитрий Михайлович, хорошенько подумай над моим предложением, — равнодушно бросил Панкратов в спину, уже явно не веря, что от парня будет хоть какой-то толк.

Леденцов подхватил пленника под локоть и вывел из кабинета наружу, на неосвещенную платформу какой-то станции. Горели лишь аварийные фонари, вяло раздвигая сгустки царившей здесь тьмы. Бесцеремонно растревоженная рана на бедре заныла через несколько шагов, но занятый мрачными размышлениями Димка не обратил на боль внимания. Смутно проступающие колонны арок показались странными — они расширялись от пола к потолку. Такая архитектура бауманцу была не знакома.

Гулко застучали каблуки по мрамору пола, разносясь эхом в мертвой тишине. Цепко придерживая парня за локоть, Шрам уверенно повел его по платформе куда-то в темноту.

— Без глупостей, Дмитрий.

Хоть этот не стал ерничать, опустил отчество. Тусклый свет аварийного освещения бросал лишь слабые отсветы на изуродованное лицо особиста, жутковато искривившееся в усмешке.

— Мы на Марксистской. Слышал о такой?

Марксистская…

Димка шумно втянул воздух сквозь зубы. Да, кое-что всплыло в памяти. Станция-тюрьма. Вот почему проемы многочисленных арок на платформе, уходящих в темноту, с двух сторон перекрыты прочными металлическими решетками, образуя тесные камеры примерно метр на два. Ганзейцы ссылали на эту станцию нежелательных элементов, и тот, кто сюда попадал, обычно исчезал бесследно. «Исповедальни» на ганзейских станциях были детскими площадками по сравнению с тем, что творили с людьми здесь. Руководители Ганзы любили рассказывать о правовом государстве и о демократических ценностях, но с противниками этого государства обходились беспощадно.