Читать книгу "На златом престоле - Олег Яковлев"

...Утром Марфа, плача навзрыд, долгий час простояла на коленях перед образом Спасителя в домовой церкви. Она молила простить ей свершённое. Она изменила мужу, изменила в первый раз с тех пор, как юной девочкой привели её под венец. Приглянулся, ох, приглянулся ей этот добр молодец! Да и как может такой не понравиться! Словно храбр из старины! Пришёл, околдовал,овладел ею!

Где-то в глубине души сидела предательская мыслишка: «Ну и что ж такого тут! Изяслав вон сколько холопок перепортил! Сколькие потом брюхатые ходили! Давно привыкла к его изменам. А сама, что ж, и изменить разок не могу?!»

Гнала от себя княгиня эту скользкую дьявольскую мыслишку, каялась, молила Господа о милости, о прощении. И снова плакала, утирая слёзы узорчатым платочком. А сзади неё стоял на коленях маленький евнух и, закрываясь рукавом хламиды, прятал от чужих взоров злорадную ухмылку. Мнилось ему, что дни изгоя Ивана сочтены.

ГЛАВА 51

Грозное требование Давидовича о присылке ратей для похода на Туров застало Ярослава в Галиче. Стоял ноябрь, срывался с небес первый снежок, дули холодные ветры. Бурлил заключённый в теснину всклокоченный мутный после дождей Днестр. Последний палый лист ещё вчера кружил в воздухе, шуршал под ногами, а сегодня недвижно лежал, гнил, прибитый к земле влагой.

Унылая пора — предзимье. Небо вечно серое, видны в вышине стаи птиц, летящих в тёплые края от стуж и метелей, деревья стоят без листвы, темнеют оголёнными стволами и ветками. Скорее бы уж зима настала, снег укутал землю. Всё веселее, светлее как-то даже.

А тут ещё этот неугомонный Давидович. Первым побуждением Ярослава было отказать ему, отослать киевского гонца ни с чем, велеть ответить:

«Отдай Берладника, тогда и рать пришлю!» Но, поразмыслив немного, собрал князь в думной палате бояр и старших дружинников.

Сидел на стольце, как обычно, спокойный, рассудительный, в кафтане лунского сукна, в вышитой крестами розовой парчовой шапке с меховой опушкой, в сапогах тимовых с каблуками, смотрел поверх рассевшихся по лавкам советников своих, говорил тихим, но твёрдым голосом:

— Прислал Изяслав Давидович из Киева человека. Велит собирать ратников, идти с ним вместе воевать Туров. Хочет изгнать из города князя Юрия Ярославича, посадить на его место Владимира, сына Мстислава, внука Мономахова. Что об этом думаете, бояре? Как поступить нам?

Зашевелились на лавках думцы, глухой ропот прошёл по рядам.

— Не пойдём. Отошли гонца киевского ни с чем, — предложил боярин Чагр.

— И верно, — согласились с ним Тудор Елукович и Щепан.

— Супротив отца не пойду! — буркнул Святополк. — Хоть и не ладим с ним.

— Ратники нам самим надобны, — заключил старый Молибог.

Ярослав с некоторой досадой оглядел исполненные недовольства упрямые бородатые лица бояр. Ничего путного никто из набольших и нарочитых мужей посоветовать ему не смог.

Князь оборвал взмахом руки начавшие было бурлить споры, стал спрашивать мнения молодых:

— Ты что думаешь, Коснятин?

Серославич ответил сдержанно:

— Ежели откажем, рать начнёт Давидович. Нам же воевать нынче супротив него никак не можно. Не столь крепок покуда союз наш со Мстиславом Волынским. Угры с ляхами такожде неведомо как ся поведут.

— Во Мстиславе уверен я. Думаю, на нашей стороне будет он, если что. А в другом прав ты, Коснятин, — сказал Ярослав. — Не время нам с Киевом мечами махать. Довольно-таки силён Давидович. Новой большой войны на Руси не хочу. Много крови людской пролито в недавние лихие лета. Хватит! Мириться с Киевом как-то надо. Ты что скажешь, Избигнев?

Медленно поднялся с лавки молодой Избигнев Ивачич, обернулся, окинул взглядом бояр, многие из которых с трудом топили в усах и бородах ядовитые усмешки.

Шептались набольшие мужи с презрением:

— Надо же, птенцу сему слово дал! И кто он таков! Ну, сын свиноградского воеводы, дак и что?! Вон у нас, почитай, у каждого сыны взрослые, многие и постарше, и поопытнее сего малолетки будут! И что он тамо молвит?! Так, глупость какую-нибудь!

Так рассуждали великие летами владетели обширных вотчин Галицкой земли. Избигнев же взял да и предложил:

— Ты, княже, Давидовичу не отказывай. Незачем его злить. Ты клич брось. Биричи1 на площадях в городах пускай глаголют: собирает, мол, князь киевский рать на Туров. Кто потешиться желает, показать себя в деле воинском — пусть ступает в Киев. Мыслю, немало охотников сыщется. Сидят молодцы удатные без дела, а отличиться хочется. Вон, при отце твоём, говорят, даже в крестовый поход идти в Палестину немало жаждущих было. Оборужи их да к Изяславу и отправь. И свою дружину в целости сохранишь, и всяким смутьянам и крикунам занятие сыщешь. Ещё объявить вели: кто, мол, в поход сей пойдёт, тому прежние прегрешения простятся. Тогда многие людишки лихие, в Горбах разбоем промышляющие, в поход сей ринутся. И закупы беглые такожде придут.

Не ждали думцы столь разумной речи от Ивачича. Многие одобрительно затрясли бородами. Но нашлись тотчас и такие, кто начал шуметь:

— Енточтож?! Беглых прощать?! Разбойников?!

— А коли долг за закупом, али холоп какой от меня сбежал, что, не отдадут мне его.топерича, что ли?!

Прервал снова крики Ярослав. Встал со стольца, сдвинул брови, молвил веско:

— Покуда так содеем, как Избигнев советует. А тамо поглядим. Коли с добычей воротится иной закуп, той добычей и откупится. А коли не сумеет, что ж. Тогда и порешим, как быть. В любом случае в накладе вы, мужи, не останетесь.

Он с благодарностью посмотрел на скромно устроившегося в углу Избигнева.

«Вот ведь какой молодец! Как верно придумал! И овцы целы, и волки сыты! Но сыты ли?»

Всматривался в лица бояр, такие разные, ловил насторожённые взгляды, слышал неодобрительный шепоток, понимал:

’ Бирич — глашатай.

много у него здесь, в Галиче, тайных недругов. Потому и доверять надобно тем только, в ком уверен, как в самом себе.

Сел князь обратно на столец, ещё раз обвёл пристальным взором собрание, приказал:

— Боярин Коснятин Серославич! Тебе поручаю рать собирать и вести. Ведаю, смыслён ты в воинском деле. А будешь у Давидовича, о Берладнике ему при случае напомни.

Коснятин кланялся ему до земли, благодарил за честь. Почтителен был молодой боярин, тих, вроде как и предан, все дела творил толково. Не догадывался Ярослав, что ненавидит его Серославич лютой ненавистью.

...Вечером явился Коснятин, как не раз бывало в последнее время, к Млаве. Сидел, злился, рассказывал о совете, о Давидовиче, о том, что поручено ему готовить и вести под Туров рати.

Женщина слушала, подперев кулачком пухлую румяную щёку. Выпирали под саяном, прямо чуть не на столе лежали большие груди. Сладка, ох сладка была Млава! Умела приголубить, умела когда разжечь, а когда, наоборот, успокоить. Как-то неприметно, постепенно, но оказался молодой Серославич целиком в воле бывшей Владимирковой полюбовницы. Во всём её слушал, каждый шаг свой делал, только с ней посовещавшись. Словно сетью паучьей опутала его ловкая жёнка. Начинал мало-помалу это понимать, тяготиться стал зависимостью своей, но поделать покуда ничего не мог. Пересиливала ненависть к Ярославу, запрятанная в глубинах души. Да и Млава знала, чем привязать к себе молодого боярина.