Читать книгу "Теневой меч - Гай Хейли"

Он не убил его. Пальцы космодесантника нащупали кнопку и отключили разрывающее поле. Со стоном он выдернул силовой меч. В его хватке оружие казалось крошечным, почти детской игрушкой. Он бросил его в грязь и болезненно выпрямился.

Космодесантник остановился перед Банником, потянулся к шлему и расстегнул застежки. Из отсоединенных уплотнений с шипением потекли тонкие струйки воздуха, тяжелые от столь густого аромата, что Банник почувствовал его даже сквозь дождь.

Он сморгнул грязную воду. Человек, оказавшийся под шлемом, был прекрасным, более совершенным, чем самая восхитительная статуя в соборе, с лицом, более красивым, чем все картины, которым полагалось отобразить унаследованное превосходство человеческого тела над прочими видами в Галактике.

Его лицо покрывали резкие пурпурные татуировки. Губы воина были полными, нос — мужественный, скулы — идеально угловатые и острые, и он держался с большей гордостью, нежели самый благородный парагонский аристократ. Кожа у него была безупречной и яркой, а волосы цвета инея были подстрижены под самый череп. У Банника перехватило дух. Но, невзирая на совершенство, вокруг воина витала аура непередаваемой скорби. Он посмотрел на Банника ясными глазами и пролил ртутные слезы в дождь.

— Хороший выпад. Для смертного ты прекрасный мечник. Впервые за тысячу лет меня ранили, — сказал он. — Впервые за десять тысячелетий я оказался у порога смерти. — Язык, на котором он разговаривал, был практически непонятным. Это была разновидность готика, но полная непривычных ударений и архаичных грамматических форм. Он подошел ближе. Словно башня, он возвышался, закованный в тяжелые доспехи, покрытые мягкой кожей. Банник отшатнулся, разглядев очертания разглаженного человеческого лица, с зашитыми глазами и ртом, обтянутым вокруг поножей. — За все годы долгой войны ни один простой человек не причинил мне вреда. Ты разрушил мое родное сердце. Другого такого у меня уже больше не будет. — Глаза космодесантника заискрились, он поднял лицо к дождю. — Чувство утраты… изысканное. Я помню старые времена, отмеченные болью. Такой болью. Это благословение. Спасибо тебе. — Он посмотрел на Банника и улыбнулся. Его губы были безукоризненными, зубы — совершенными, а злоба, таившаяся за ними, самой идеально сложенной из всех. — Я бы не хотел, чтобы ты упустил подобный опыт. Я отплачу тебе за твой дар. Ты благословен. Мы пройдем тропами агонии вместе.

Воин достал длинный серебристый клинок из поясных ножен и опустился на колени, в предвкушении облизывая губы. Банник попытался отползти, но космодесантник опустил ладонь ему на руку, тут же приковав его к месту. Если бы не рыхлая земля, он бы наверняка сломал ему руку. Нож проскользнул в рукав Банника и без груда разрезал его.

— Я подыщу для тебя отличный нерв. Ты будешь петь песню боли, и мы возрадуемся, поскольку ни одно ощущение не следует упускать, и мой владыка, Слаанеш, будет доволен. — Он заглянул Баннику в глаза. — Возрадуйся. Нет более чистой формы подношения, чем удовлетворение.

Острие ножа укололо его кожу. Банник ничего не почувствовал, когда тот распорол его плоть, таким острым он был. Но затем острие коснулось важного нерва, и Банник на самом деле запел.

Сквозь ливень донесся рев. Сквозь пар пробился желтый свет. Стремительная очередь болтгана в автоматическом режиме огня с грохотом изрешетила предателя. Космодесантник упал со вздохом наслаждения. Мучительно болезненно, нож покинул плоть Банника. Он сел. Агония разливалась по его руке, так что он почти терял сознание. Откуда-то спорадически слышался оглушительный рокот мегаболтера «Праведного возмездия». По сравнению с ним болтеры «Люкс Императора» грохотали почти неразборчиво. Оба танка были уже далеко от него, превратившись в громадные силуэты посреди проливного дождя, чьи углы отрывисто и смятенно озарялись битвой. Возгласы и крики напуганных солдат состязались в громкости с огнем автоматического оружия.

Перед ним, заскользив, остановился угловатый боевой мотоцикл. Спешившийся с него человек направился к нему, высокий и грозный, как тот мертвый воин, обрамленный светом фары своей машины. Еще один космодесантник, облаченный и снаряженный для войны. Его доспехи были черными с красным окаймлением, украшенными черепами, костями и другими столь же жуткими талисманами. Этот новый монстр встал над раненым Банником, смотря на него пылающими глазными линзами. Он повел болтером, и Банник подумал, что тот сейчас прицелится ему в голову, и стал ждать разрывной болт в череп. Но космодесантник лишь перебросил оружие в другую руку. Он наклонился и протянул Баннику свободную перчатку, широко расставив пальцы.

— Приветствую тебя, хотя воистину горька наша встреча в сей день дождей и измены. Ты попал в руки одному из наихудших порождений Галактики, сын Святой Терры, и выжил. Император Человечества присматривает за тобой. Прими мою руку и вставай с земли. Твой труд для Империума еще не завершен.

Банник сжал руку воителя. Шок прошел. После Калидара с ними находился небольшой отряд космодесантников. Снова осмотрев доспехи, он заметил выведенную на наплечниках и груди эмблему готического креста. Его внезапно пробрал озноб, и зубы застучали с той же частотой, что и болтеры вдалеке.

— Ты не убьешь меня. Ты из Черных Храмовников.

— Клянусь, я не убью тебя. Меня зовут Аделард, — промолвил воин, — брат меча Крестового похода Михаэля из ордена Черных Храмовников, Адептус Астартес, и верный сын Рогала Дорна. Тебе нечего бояться. Мы с тобою братья. Воины нескончаемой войны. Пойдем со мною, и ты будешь в безопасности.

Глава 22

Демонические врата

Дворец имперского губернатора,

Очаг Магора

Гератомро

087398.М41

Свадьба и коронация Достейна слились в размытое пятно. Вино явно оказалось далеко не обычным, но его это не заботило. Оно возносило его чувства и притупляло нечто важное в голове. На своем троне Достейн предавался героическим актам обжорства, пока придворные, отринув свою сдержанность, погрузились в сибаритство. Робкие перешептывания переросли в осторожную болтовню. Из каждого угла звенел смех. Сначала они лишь немного отпивали вина, но лишь сначала. Вскоре они уже вовсю хлестали его и безудержно отплясывали друг с другом, а также слугами космодесантников, танцуя, поя, кутя и вопя, пока зал не погрузился в великое представление излишества. Трастун с довольным видом наблюдал за творящимся самозабвением. Дил бродил по залу, проводя пальцами по спинам, нашептывая в уши нечто, что ужасало либо возбуждало людей.

Разразилась музыка. Барабаны стали выстукивать ритм, ускорявший биение старческих сердец, флейты насвистывали неземные мелодии. Чем быстрее текло вино, тем необузданнее становился барабанный бой.

Моментами Достейн переводил глаза, и перед ним восставали сцены кровопролития и ужаса. Лица, красные от крови, хохочущие придворные пожирают плоть еще живых жертв, музыка превратилась в крики, рвущиеся из глоток терзаемых людей. Тогда слуги Детей Императора принимали другое обличье, а золотой котелок, из которого они разливали вино, становился кошмарным существом, стонущим в агонии. Затем Достейн моргал, и снова он видел только необузданный разгул, как было принято в древние дни Гератомро. На несколько мгновений в нем поселялась неловкость, но вскорости исчезала под чувством триумфа и веселья, когда он делал очередной глоток прекрасного вина.