Читать книгу "Старая армия - Антон Деникин"

— Батальон, стой!

— Уберите вы из строя этого танцора! — крикнул командующий, указывая палкой на одного из взводных офицеров.

Это была незаслуженная обида: офицер, тяжело контуженный во время турецкой войны, страдал судорожным подергиванием головы… Начальник училища доложил, и Драгомиров, подозвав офицера, извинился перед ним. Случай — редкий. Ибо генерал имел вообще обыкновение ругаться, не щадя офицерского достоинства, в присутствии подчиненных.

Двинули батальон опять. Ученье идет плохо. При захождении взводами строй наш разорвался совсем.

— Батальон, стой!

— Прочь! Не желаю смотреть! Даю вам две недели сроку.

Уехал. Мы уходили, прогнанные с плаца, понуро опустив головы, с чувством несправедливой обиды. Осрамит нас на весь округ, распишет в приказе… Все училище в течение двух недель жило нервной жизнью. Но, видимо, дело разъяснилось: приказа не последовало, а через две недели произвел нам смотр начальник штаба округа— Михаилу Ивановичу было, видимо, неловко — и нашел все в отменном порядке.

Вообще, все в училище искренно считали, что командующий нашего училища не любит и в оценке юнкеров несправедлив. Такое мнение держалось и в позднейших выпусках. Однажды — года через два после нашего выпуска — Драгомиров уехал со смотра, не простившись, а к фронту юнкеров, отделившись от свиты, подъехал генерал Шимановский и громко объявил:

— Командующий войсками желает училищу совершенствоваться!

Страшная обида и уныние.

Другой раз, после окончания смотра, генерал Драгомиров обратился к батальону юнкеров с такой оригинальной «благодарностью»:

— Удовлетворительно!

Только «капралы» да несколько юнкеров поробче ответили:

— Рады стараться, ваше-ство!

Все остальные молчали. Генерал Драгомиров разнес начальника училища за то, что юнкера «не умеют отвечать». И вдруг Лавров, смиреннейший перед начальством Лавров, покраснев и тяжело дыша, к неописуемому изумленно и удовлетворению юнкеров, докладывает:

— Это потому, ваше пр-ство, что юнкера не привыкли к такой оценке. Они учатся всегда или «хорошо», или «отлично».

Но изумление выросло еще больше, когда грозный командующий не возразил ничего. Поглядел на Лаврова из-под нависших бровей и уехал.

Летом, в последний мой лагерный сбор, батальон училища участвовал в производившемся впервые ученье с боевыми патронами и стрельбой артиллерии через головы пехоты. До этого драгомировского нововведения, из-за опасения несчастного случая, впереди батарей, в огромном секторе артиллерийского обстрела, пехота не развертывалась. Этим искажалась совершенно картина действительного боя. Артиллеристы, видимо, несколько нервничали, и снаряды падали иногда не туда, куда следовало, разрываясь в опасной близости от нас. Но в общем стрельба и маневр прошли удачно, и командующий в отличном расположении духа садился в экипаж, где его поджидал приехавший с ним Бродский — известный киевский сахарозаводчик и обычный карточный партнер Михаила Ивановича.

— Юнкера, ко мне!

Бросились к экипажу, окружили командующего. Тяжело пыхтя, подошел скорым шагом и начальник училища.

— Ну вот, и под огнем побывали. Не страшно было?

— Никак нет, ваше высокопревосходительство!

— И в бою не многим страшнее. Бессмысленно учить не так, как это делается на войне. А без риска и… чихнуть (генерал выразился резче) иной раз нельзя… Отлично юнкера учились, чем бы их побаловать? — обратился он к генералу Лаврову.

Ну, конечно, скажет — отпуском дня на два. Что может быть для юнкера радостнее! И вдруг… ушам своим не верим:

— Мороженого им выдать, ваше высокопр-ство.

Точно институткам…

— Ну-ка, раскошеливайся, уважь юнкеров! — обратился Михаил Иванович к Бродскому, хлопнув его по плечу.

Два дня мы ели по огромной порции мороженого; ели с удовольствием, но все же бранили при этом порядком начальника училища за недогадливость.

* * *

Весною, теплым маем наступало самое приятное время— съемки.

Ранним утром, после чая мы уходили партиями за город, в поле на целый день. Училище выдавало нам «кормовые деньги» и требовало только возвращения к вечерней перекличке. Но и опоздание редко вменялось в вину.

Полная свобода. Несколько часов работы или поверка руководителем, и весь остальной день бродяжничаем по полям, по лесам. В полдень — вкусный борщ и галушки, не уступающие миргородским, приготовленные «Солохой» из деревни Соломинки — тогда еще не тронутой городской культурой, с ослепительно белыми хатами и садочками в белом цвету. А юнкер М. — наш виночерпий — нерешительно вынимает из-под полы граненую бутылку тройной очищенной Попова, заготовленную по случаю участия в нашем полевом обеде руководителя, капитана Генерального штаба Т.

«Пройдет номер или не пройдет?»

— Да уж ставьте на стол, юнкер, нечего прятать. Под такой борщ простительно.

Потом отдых и опять — бродить с планшетом, уловляя и нанося на кроки умозрительные «горизонтали» и складки местности, успевая между делом побалакать с пестрым платочком, мелькающим в огороде, или даже слетать единым духом в Кадетскую рощу, где уже ждет нетерпеливо укрытый ярким зонтиком предмет весенних грез…

Горизонтали подождут, складки не разгладятся…

Некоторые юнкера — лентяи или не одолевшие топографической премудрости — устраивались иначе. Возле училища ютились бывшие люди, босяки, прикармливаемые юнкерами. Среди них помню одну колоритную фигуру, именовавшуюся отставным капитаном и даже академиком. Босяк был оборван и часто «на взводе», ночевал обычно в помойной яме… Но беседовал с нами с большим достоинством и принимал юнкерские даяния так, как будто делал нам одолжение. По-видимому, это тот самый, который, по рассказам одного из младших моих однокашников, делал за юнкеров кроки.

Разговор с юнкером бывал краток:

— Полбутылки водки с селедкой и огурцом. Задание, место, на сколько баллов?

«Капитан» отлично знал район съемок и имел при себе «зеленку» (карту); не выходя из трактира, он тут же брался за работу, и через час планшет готов. Никогда не подводил юнкера. По окончании работы полагалось еще полбутылки с котлетой…

Вечером — обветренные, загорелые и усталые, но веселые и довольные, валимся в жесткие постели и засыпаем мертвым сном.

Балл за съемку — последний. У инспектора классов составляется список выпускных юнкеров по старшинству баллов, и перед выходом в лагерь происходит важный в юнкерской жизни акт — разбор вакансий.

* * *

В списке по старшинству в голове помещались фельдфебели, потом должностные унтер-офицеры (портупей-юнкера), наконец, юнкера по старшинству баллов. Одновременно вывешивался и список вакансий, которых было несколько лишних против числа юнкеров.