Читать книгу "Единственная для Барса - Алина Углицкая"

А еще в комнате стоял неприятный запах.

Запах дешевого табака, пива и мужского одеколона.

Кто-то был здесь, пока она ходила в аптеку. Кто-то чужой.

Не вставая, девушка огляделась. Внимательным взглядом пробежала по комнате, отмечая каждую мелочь. Она искала следы того, кто посмел пробраться сюда.

Но все вещи остались лежать на своих местах.

Нет. Не все.

Взгляд Лики упал на кровать.

Точнее, на телефон, который лежал на этой кровати. Она узнала его.

Это был телефон Кирилла.

И он зазвонил.

Неожиданно. Резко. Пронзительно.

Лика вздрогнула.

Ее сердце ёкнуло, пропуская один удар, а потом перевернулось, рухнуло вниз и заколотилось с такой силой, что девушка невольно прижала руки к груди. В комнате стало трудно дышать, словно кто-то выкачал весь кислород. И Лика, чувствуя, как накатывает тошнота, протянула руку к трезвонящему телефону.

— А… алло? — неуверенно выдохнула в трубку и едва не выронила телефон, услышав незнакомый мужской голос.

Но говорил он явно не с ней, а с кем-то другим:

— Зачем ты все это делаешь? Что тебе нужно?

— Мастер Андрулеску, — в ответ раздался голос Кирилла, — неужели ваша память так коротка? Так я могу и напомнить. Восемьдесят девятый год тебе о чем-нибудь говорит?

— Восемьдесят девятый? Ах, вот оно что. Ты считаешь меня виноватым в смерти твоих родных? И что, весь этот фарс ради мести?

Лика замерла, вслушиваясь в разговор, который, как она поняла, был записью. Интуиция буквально кричала: брось телефон! Но пальцы вцепились него так крепко, что разжать их не было сил.

Лика поняла, что слышит голос отца. Того самого Андрулеску, главы Химнесса, с которым она сознательно отказалась общаться.

Неужели Кирилл ведет с ним дела? Но почему ей ничего не сказал? И не связано ли это с его странным поведением в последние дни?

— Хочешь занять мое место? — продолжал Андрулеску.

— Оно принадлежит мне по праву рождения.

— А моя дочь? С ней ты спал тоже из мести? Она это знает?

Лика похолодела. Все части картинки, еще недавно ускользавшей от понимания, встали на место.

Восемьдесят девятый. Бунт на Химнессе. Гибель Стромовых. И Антуан Андрулеску, занявший место погибшего главы…

Она слишком хорошо знала эту историю, чтобы сейчас не понять, что происходит. Как же долго она закрывала глаза, не желая признавать очевидное! Точнее, боясь даже думать об этом!

Кирилл — единственный сын Захара, вернувшийся, чтобы отомстить за родных.

Она — дочь Андрулеску, того, кому он собрался мстить.

Их знакомство не могло быть случайным.

Он знал о ней, он подстроил первую встречу, и все, что было потом — тоже было разыграно, как по нотам… Вот оно как…

С замиранием сердца, позабыв, что нужно дышать, Лика вслушивалась в слова, от которых внутри все сжималось от боли:

— Что, великий и ужасный Мастер не ожидал, что его обыграет какой-то щенок? Твое время прошло. Скоро весь Химнесс будет в моих руках. А твоя дочь — подо мной. Знаешь, она весьма неплоха в постели, хоть и тощая, как селедка.

Из ослабевших пальцев на пол спланировал тест.

* * *

Лика не знала, сколько времени она просидела, уставившись в стену невидящим взглядом. Этот момент выпал из памяти, стерся. Но он разделил ее жизнь на «до» и «после».

«До» были мечты, была надежда на счастье, любимая работа, любимый мужчина и даже ребенок, о котором она пока боялась сказать даже самой себе. «После» осталась только боль от предательства и чувство потери, от которого онемела душа. То самое чувство, которое она поклялась никогда не испытывать.

И вот оно настигло ее.

Ее предал любимый. Так же, как отец предал ее мать.

То, чего она боялась больше всего, случилось. И она не смогла этому помешать.

Разум оказался не в силах это принять. Лика плохо помнила, как вышла из комнаты, прижимая к груди свою сумочку. Как спускалась по ступенькам, будто во сне.

И как уже в холле столкнулась с Кириллом. Он был озабочен и хмур, но она не заметила этого.

— Ты куда? — он остановил ее почти у дверей.

— Хочу подышать свежим воздухом, — ответила машинально.

— С тобой прогуляться?

— Нет, ты устал.

— Ладно, — он с сомнением посмотрел на нее, — только не уходи далеко и, если что, сразу звони. Поняла?

— Да, — она кивнула, избегая встречаться с ним взглядом. Боясь, что он все поймет.

— И долго не ходи. Нам нужно поговорить.

Лика ответила слабой улыбкой.

Она почти не понимала, о чем он говорит. Все, чего она хотела сейчас — это оказаться как можно дальше от этого места. Оказаться там, где Стромов ее никогда не найдет, никогда не достанет.

Но что-то подсказывало: на этой земле такого места не существует.

Глава 29

Когда за Ликой закрылась дверь, Стромов прошел на кабинет и бросил на стол папку с бумагами. Она раскрылась, и часть документов рассыпалась по столу. Кирилл даже не глянул на них. Плеснул себе виски и упал в кресло, сжимая стакан.

Взгляд уперся в семейное фото на полке. Фото в траурной рамке.

И странное дело, впервые, глядя на лица своих родных, Кирилл не ощутил прежней боли. Как будто шаг, сделанный им сегодня, поставил незримый барьер между прошлым и настоящим. И на той стороне осталась вся ненависть, вся боль и безудержная жажда мести… А на этой была только Лика. Ее улыбка, ее глаза, ее голос. Ее безумно притягательное тело, без которого он больше не мыслил своего существования.

Прошлое его отпустило.

Вот так внезапно, как по мановению волшебной палочки, отпустило, стоило лишь поставить подпись на этих чертовых бумажках, ради которых он готов был рискнуть собственным счастьем.

Он глянул на документы. Сверху лежала дарственная на имя Румянцевой Анжелики. Она была подтверждена всеми подписями и печатями, и оспорить ее законность можно было только в суде. Но вряд ли Андрулеску рискнет выставлять себя на посмешище.

Криво усмехнувшись, Кирилл сделал глоток.

Сегодня, оформляя дарственную, он понял, что уже не ощущает прежней ненависти. Огонь, выжигавший его душу все эти годы, исчез, оставшись без новых дров. Теперь там была пустота, которую нужно было заполнить. И только Лика могла это сделать.

Она нужна ему, как воздух, которым он дышит. И мысль сделать ее своей женой — лучшая из тех, что приходили в его голову за последние двадцать лет.