Читать книгу "Русский бунт. Все смуты, мятежи, революции - Лин фон Паль"

Царь был очень недоволен иргизскими событиями. И приказал взять монастырь штурмом. Степанову тем временем донесли, что монахи вкупе с верующими собираются спалить себя вместе с монастырем, но не даться в руки душегубам. К окружившему монастырь войску губернатор послал еще и четыре пожарные команды с трубами. 12 марта он снова приехал к монастырю. Монастырь был полностью окружен. В нем затворились 482 мужчины и 617 женщин, и все они были готовы умереть за старую веру. Не желая проливать кровь, Степанов велел жандармам бить староверов нагайками, солдатам – бить их прикладами, а пожарным – поливать водой. 13 марта осаждающие пошли на штурм. Осажденные сцепились руками и легли вокруг храма в несколько рядов. Степанов велел стрелять холостыми – людей это не испугало. Пожарные качали на них воду – они не дрогнули. Жандармы лупили их нагайками, солдаты колотили прикладами – а они лежали. Но руки у них ослабели, и многие расцепились. Началось побоище. Раскольников стали вязать и вытаскивать из монастыря. За два часа непрерывного избиения удалось выволочь за ворота всех 1099 мужчин и женщин.

Монастырь был полностью окружен. В нем затворились 482 мужчины и 617 женщин, и все они были готовы умереть за старую веру. Не желая проливать кровь, Степанов велел жандармам бить староверов нагайками, солдатам – бить их прикладами, а пожарным – поливать водой.

Тотчас же Степанов отправил гонца в Николаевск, где разгона староверов ожидал архимандрит, и сообщил, что монастырь очищен. Приехавший архимандрит увидел печальную картину: лежащих на земле связанных верующих, залитый водой и кровью монастырский двор и полное разграбление. Солдаты вытащили все ценное, разворотив в монастыре все окна, двери, шкафы, сундуки, подвалы, амбары и вывалив вперемежку на пол рыбу, масло, овощи, одежду, плуги, сани, колеса, телеги и всякую домашнюю рухлядь.

После этого кошмара Степанов получил благодарность. Жители окрестных сел долго не могли прийти в себя и рыдали по своей обители. А над захваченными «бунтовщиками» состоялся судебный процесс: 11 человек били кнутом и сослали на каторгу, 326 человек вместе с настоятелем монастыря Корнилием били плетьми и сослали на поселение. Только 16 старых раскольников избежали телесных наказаний – их сослали в Сибирь без всякой порки.

На вопрос, есть ли подобное молчаливое сопротивление – бунт, Николай ответил себе: «Да, бунт», – и продолжал карать и истреблять инакомыслящих и инаковерующих. Староверы своей несгибаемостью показывали, что опасность исходит и от таких бунтов. И опаснее всего было то, что старая вера жила среди крестьян, и без этого готовых не только к молчаливым бунтам. Такие бунты пока можно было довольно легко погасить. Но что, если бы иные бунтовщики стали сопротивляться так же упорно, как эти верующие, которые ведь – тоже крестьяне?

Год 1841. Картофельный бунт в Яунбебри

Николай Первый своих крестьян не понимал и боялся. Но даже у Николая, не любившего либеральных реформ, возникали мысли, что с этими крестьянами нужно что-то делать. С чего начинать – он знал: с отмены крепостного права. Но как? С одной стороны, нельзя рассердить дворянство, которое и так было хотя и благородным, но далеко не процветающим сословием. Отнять у дворян землю – значило пустить их по миру. Однако с другой стороны – владение крепостными самих дворян доводит иногда до состояния скотского: при Николае суды над некоторыми помещиками показали всю степень нравственного падения этих душегубов. Даровать крестьянам личную свободу – это однозначно. Но события 1841 года в латвийском селе Яунбебри показали, что личная свобода, которую во всех прибалтийских землях тамошние крестьяне получили еще при его брате Александре, тоже не лекарство от крестьянских бунтов.

Николай Первый своих крестьян не понимал и боялся. Но даже у Николая, не любившего либеральных реформ, возникали мысли, что с этими крестьянами нужно что-то делать. С чего начинать – он знал: с отмены крепостного права. Но как?

В Прибалтийских губерниях сложилась такая ситуация: вся земля осталась в руках крупных феодалов, поэтому крестьяне, хоть и лично свободные, трудились у них на барщине, как и в добрые старые времена. Только помещики не несли теперь никакой ответственности за их благосостояние и ничем не помогали во время эпидемий и неурожаев. И чтобы не умереть от голода, крестьяне начали отнимать у своих хозяев или разбогатевших соседей (такие тоже водились) зерно или другие продукты, и из Прибалтики пошли донесения о непрекращающихся грабежах. Среди латышских крестьян имелся такой разбойник, постоянно подбивавший голодных на бунты, – Вилом Прейс. И, поскольку он числился в полиции как смутьян, его решили арестовать.

Дело было еще и в том, что в тот 1841 год среди латышских крестьян пошли слухи, что русский царь обещает всем желающим дать землю в русских провинциях, но при условии, что крестьяне перейдут в православие. Положение крестьян было, очевидно, крайне бедственное, потому что ради земельного надела эти лютеране были готовы и перекреститься. В Ригу за царской милостью пришло множество кандидатов в православные, и рижские власти даже издали приказ о немедленном возвращении соискателей земельных наделов в их села, иначе такие действия будут расценены как бунт против императора. Власти боялись, что вышеназванный Вилом Прейс использует ситуацию для организации какой-нибудь пакости.

И вот 8 сентября 1841 года в имение Яунбебри явился судебный исполнитель в сопровождении солдат. По несчастью, был самый разгар уборки картофеля, и в имении находилось огромное количество батраков. Увидев солдат, батраки организовались и Прейса арестовать не позволили. Точнее сказать, они вступили с солдатами в схватку и Прейса отбили, а исполнителя ранили. На подавление бунта пришлось послать семь рот солдат, артиллерию и казаков. 108 крестьян судили и приговорили к жесточайшему телесному наказанию – тысяче палочных ударов, так что многие в ходе экзекуции просто умерли. А зачинщиков бунта, разумеется, определили в каторгу и вечную сибирскую ссылку. Но николаевскому правительству пришлось принять закон об ограничении рабочего дня батрака. Правда, ограничили им рабочий день двенадцатью часами.

8 сентября 1841 года в имение Яунбебри явился судебный исполнитель в сопровождении солдат. По несчастью, был самый разгар уборки картофеля, и в имении находилось огромное количество батраков. Увидев солдат, батраки организовались и Прейса арестовать не позволили. Точнее сказать, они вступили с солдатами в схватку и Прейса отбили, а исполнителя ранили.

Вот такие события, то есть бунты лично свободных крестьян, заставляли задуматься: а как поведет себя лично свободный безземельный крестьянин не в Прибалтике, а в России? Не станет ли такое освобождение источником новых бунтов? Не появится ли снова какой-нибудь Пугачев? Николай решить этого вопроса так и не смог. Освобождение крестьян он оставил своему сыну Александру.

Год 1861. Крестьянские восстания в Бездне, Кандиевке и Черногае

Прибалтийские крестьяне хотя бы поняли, что свободу им дают без земли, и работать на барина им все равно придется, пусть даже теперь это называется «батрачить». А вот русские мужики слов Манифеста об отмене крепостного права, зачитанного по всем селам страны в феврале – апреле 1861 года, не поняли совершенно. Манифест не был рассчитан на бездну крестьянского невежества. Его пункты были к тому же еще и не вполне справедливы.