Читать книгу "Друиды Русского Севера - Евгений Лазарев"

Свидетельство очень непростое: тут и возможное указание на святилище, связанное с культом небесных светил, и фактически «беловодская» локализация сюжета, то есть привязка к сакральному Центру Мира. Причем свидетельство это труднообъяснимо. Иногда такие фольклорные образы представляют собой вторичные реплики фактов городской культуры. Однако в данном случае эти параллели неубедительны и вряд ли говорят о заимствовании. Не мог превратиться в сказочную избушку, скажем, символический «храм Закона» — треугольное в плане здание Сената в Московском Кремле, построенное в 1776–1787 годах М. Ф. Казаковым.

То же самое можно сказать и о треугольных алтарях масонских храмов. Согласно масонской легенде о Храме Соломона, такой алтарь впервые был возведен в тайной храмовой нише после гибели мастера Хирама; на алтарь был возложен его наугольник. Масонские символы обычно трактуются как вторичные по отношению к древним религиозным традициям. Но здесь важно то, что речь идет об изначальном Храме как образе Мира, об истоках храмового сознания. Тем более, что, похоже, треугольный алтарь действительно имеет свои глубокие и древние корни — в архитектуре зороастрийских храмов огня.

На территории Иранского нагорья, на землях древней Мидии и нынешнего Ирака обнаружены развалины храмов и ритуальные башни I тыс. до н. э., внутри которых располагалось треугольное святилище. На нем находился ступенчатый алтарь огня. Протозороастрийский культурный регион, по данным археологии, включал в себя обширные территории вплоть до степей Поволжья и Южного Урала. А значит, и символика соответствующих святилищ могла быть известна обитателям этого региона и их соседям.

Впрочем, в сопредельных землях, а именно, в Центральной Азии, скорее всего существовали свои, не заимствованные у зороастрийцев представления о сакральной треугольной структуре. В глубоко эзотерическом буддизме Калачакры, восходящем к добуддийским религиозным учениям Индии и Тибета (а по преданию, — к тайной науке Шамбалы), известна треугольная мандала, связанная опять же со стихией огня. Проповедник Калачакры, комментатор священных текстов и историк Бутон Ринчен-дуп (1290–1364) в своем трактате «Лучшая из Драгоценностей: садхана, сосредоточенная на блистательной Калачакре» писал, что на одной из стадий инициатической медитации Калачакры мистический слог РАМ становится треугольной огненной мандалой красного цвета, отмеченной благоприятными знаками (свастиками)» (стадия под названием «Возведение четырех элементов», в которой слог ЙАМ соответствует воздуху, РАМ — огню, БАМ — воде, ЛАМ — земле). Традиционно считается, что прошедший эту стадию приобретает способность совершать алхимическую трансмутацию обычных металлов в золото; над лотосом, вмещающим треугольную мандалу огня, в мистическом пространстве созерцания находится обитель Сурьи-Солнца.

В добуддийской тибетской религии бон известно треугольное ритуальное вместилище под названием «хомкунг» (homkhung), связанное со стихией огня, но уже не солнечного, а хтонического, подземного. Это очаг, сооруженный на черном основании и представляющий собой жаровню, установленную на трех камнях. Связанный с «хомкунг» ритуал призван защитить душу умершего путем покорения вредоносных «шед» — духов-пожирателей, стремящихся похитить его душу «ла» (bla) и воспользоваться его жизненной силой. Текст ритуала описывает «хомкунг» в довольно грозных выражениях: «…На трех камнях силы, подобных трем человеческим головам, как на подставках для дров, стоит жаровня, полная кипящего, раскаленного докрасна адского железа…» В других ритуалах подобного рода использовался черный треугольный железный ларец, называемый «друб лунг» (‘brub klung).

Еще более инфернальный характер отличает бонский ритуал магического уничтожения врага (применяющийся в крайних случаях, против законченных святотатцев, причиняющих страдания всем живым существам; менее злостные преступники подлежат лишь устрашению гневными проявлениями магии). Для исполнения этого ритуала практикующий, в астрологически благоприятный день, устраивает «в месте, насыщенном гневной энергией» особую «треугольную келью» чогкар (lcog mkhar), где собирает необходимые магические предметы. Формально тут можно усмотреть сходство с карозерским дольменом, хотя, разумеется, прямое сближение на этом основании лапландской и бонской магии — вещь абсолютно не корректная.

Неясным остается и вопрос о характере гипотетического ритуала, связанного с лапландской находкой: был ли он ориентирован на небесный мир, или на инфернальные сферы? В очерченных здесь параллелях вроде бы преобладает соотнесенность с Солнцем. Символом дневного светила треугольник был и в манихействе. Об этом сохранилось достаточно давнее свидетельство. Блаженный Августин (354–430), резко критиковавший манихейство, но, тем не менее, хорошо его знавший, в трактате «Против Фавста-манихея» («Contra Faustum Мanichaeum») писал: «Очам всех [Солнце] представляется круглым, и эта его форма совершенна, сообразно его положению в ряду [светил]; вы же утверждаете, что оно треугольно, то есть что через некое треугольное небесное окно (per quamdam triangulam coeli fenestram) этот свет излучается к миру и землям». В Античности еще хорошо были известны представления о первоначальном храме как о секторе небосвода, и можно предположить, что этот манихейский образ имеет отношение к какой-то модели протохрама.

Существуют и иные, не связанные между собой свидетельства о храмовых структурах треугольной конфигурации. Это, например, Плутонион в Элевсине (IV в. до н. э.) — треугольный священный участок с пещерой Плутона и небольшим храмом Плутона или Аида; его несомненная «хтоничность» коррелирует с тибетскими магическими мотивами, хотя для гипотез о каких-либо заимствованиях нет реальных оснований. Связь с Нижним Миром, с Бездной подчеркивается и в современной каббалистической магии, где можно встретить образ Храма Сефиры Бина, в основе которого — треугольная платформа из черного обсидиана, с темным туннелем, уходящим в скальные глубины. Бина в каббалистических первоисточниках — это Сефира «Понимание», вместилище Божественного Разума, женственная по своей природе сила.

Возвращаясь на Север, в кельтские земли, встречаем образ, чрезвычайно напоминающий дольмен у Карозера. По материалам, собранным Робертом Грейвсом, в XVIII в. были записаны (в Лох Крю) легенды об ирландской Тройственной Богине. В одном из своих обликов она предстает древней великаншей Гарб Ог (Garbh Ogh), чью повозку тянули лоси, чью еду составляли оленина и орлиное молоко, чьи 70 охотничьих псов носили имена птиц. Она построила для себя из камней трехгранную пирамиду (cairn), «поставила свое кресло в холме во время цветения вереска», а потом исчезла. Гэльское слово cairn означает груду камней на вершине горы — очевидный аналог одному из вариантов саамских сейдов.

По соседству с кельтским миром, в славянских пределах, находим составленное около тысячи лет назад Титмаром Мерзебургским описание храма легендарной Ретры (в землях балтийских славян-редариев), который располагался в священном городе под названием Ридегост (по-видимому, Титмар отождествлял его с Ретрой): «Есть в округе редариев некий город, под названием Ридегост (Riedegost), треугольный (tricornis) и имеющий трое ворот; со всех сторон его окружает большой лес, неприкосновенный и свято почитаемый местными жителями. Двое из этих ворот открыты для всех входящих; третьи же, обращенные на восток и самые маленькие, открывают дорогу к лежащему неподалеку морю…». Радегаст (Радогост) у балтийских славян — бог огня и Солнца; возможно, этот факт как-то связан с планировкой священного города редариев, поскольку, по свидетельству Титмара, в городе нет ничего, кроме храма, то есть, его стены, по сути, представляют собой храмовую ограду.