Читать книгу "Мифы и легенды народов мира. Ранняя Италия и Рим - Александр Немировский"

Запрокинув головы, квириты смотрели на предмет, напоминающий семечко акации, кружащееся на ветру. И вот дар Юпитера на траве. Толпа было рванулась к нему, но Нума ее остановил. По его знаку ему подвели жертвенную овцу. Заколов животное и совершив молитву, царь поднял упавший предмет над головой. Это был продолговатый щит с двумя вырезами по краям, образующими волнистую линию. В нем не было ни одного острого угла[321].

– Квириты! – обратился царь к толпе. – Этот щит – защита нашего государства в этом месяце, при этой луне. Надо изготовить еще одиннадцать таких щитов на весь год. Кто из вас выполнит эту работу, будет награжден, как ни один из кузнецов.

Наступило долгое молчание. Нума опустил щит, уже не надеясь на то, что ему удастся осуществить свой замысел, как вдруг, расталкивая толпу, вперед вышел человек могучего телосложения и, тряхнув длинными светлыми волосами, сказал:

– Меня зовут Мамурий Ветурий. Я готов выполнить твой приказ.

Прошли нундины. И на заре к царскому дому пришел мастер и разложил на земле один за другим двенадцать сверкающих щитов.

– Принимай работу, царь.

– Ого! – воскликнул Нума, выходя на крыльцо. – Я вижу двенадцать щитов. Но где щит, низринутый Юпитером, тот, что послужил тебе образцом?

– Попробуй отыскать его! – улыбнулся кузнец.

– Но ведь они совершенно одинаковы!

– Да, одинаковы, как ты хотел. Но на одном из них сзади я сделал пометку, чтобы не спутать.

Кузнец поднял один из щитов и показал Нуме еле заметную надпись.

– Тут что-то написано. Буквы мне знакомы, а слово не читается, – сказал Нума.

– Потому что это этрусская надпись и читается справа налево, – пояснил кузнец.

– Что это такое?

Этрусское название месяца, первого числа которого Юпитер, или, по-нашему, Тиния, сбросил с небес это маленькое солнце. Надпись на каждом из щитов соответствует месяцу того календаря, который ты, царь, ввел в Риме. Но это и мое имя.

Пляска салиев.

– Но, как я понял, тебя зовет Мамурием. А щит упал первого марта.

– Мамурий – это по-нашему Марс и Март, а второе мое имя Ветурий дано мне здесь в Риме для тебя и в переводе не нуждается.

Произнеся это, кузнец растворился в воздухе. И понял Нума, что изготовил ему одиннадцать щитов не простой смертный, а сам Марс, назвавшийся Ветурием («древним»), ибо его почитание в Риме было более древним, чем культ Януса.

И в честь древнего Марса учредил Нума специальную жреческую коллегию салиев из двенадцати мужей[322]. Каждый из них стал хранителем и стражем своего щита. Первого марта каждого года салии в коротких пурпурных хитонах, с медными шлемами на головах и широкими медными поясами на бедрах, ударяя коротким щитом по щиту, совершали прыжки с такой удивительной легкостью, словно готовились к ним весь год.

– Мамурий Ветурий! Мамурий Ветурий! – выкрикивали плясуны, то ли имея в виду праздник древнего Марса, то ли называя имя изготовителя щитов.

Вторая смерть Нумы Помпилия

Латинское слово «цензура»

(Проклятие нашей земли).

Его мы присвоили сдуру

И «цензоров» всех превзошли.

Ведь резали, жгли и топили

Сокровища чувств и ума.

Но первыми жертвами были

Помпилия Нумы тома.

Таковы были деяния второго римского царя Нумы, совершенные на благо мира. За все сорок три года его правления[323] римляне ни разу не брались за оружие. Мечи и копья от неупотребления покрылись ржавчиной, а в обшивке щитов поселились мыши. И это никого не беспокоило, поскольку у Нумы и у управляемого им Рима не было недругов.

Нума угас восьмидесяти лет от роду, как угасает светильник, когда иссякает масло. Его хоронили не только римляне, но и все народы Лация, казалось бы примирившиеся с существованием города на Тибре. По завещанию, составленному незадолго до смерти царем, тело его не сожгли, как это было принято в Риме, а захоронили в каменном саркофаге[324], а рядом в таком же саркофаге с плотно пригнанной крышкой погребли свитки, из которых Нума черпал всю свою мудрость. Это были книги греческих мудрецов. У самих римлян тогда еще книг не было. Писать и читать они еще не научились.

Домашняя часовня.

Через четыреста лет после смерти Нумы[325] зимние проливные дожди размыли могильную насыпь на Яникуле и обнажили массивные каменные гробы. Когда подняли крышки, то один из саркофагов оказался совершенно пуст, а в другом обнаружили прекрасно сохранившиеся свитки, написанные по-гречески и по-латыни. Их, соблюдая предосторожности, вынули и вручили городскому претору Петелию для прочтения. Претор умел читать по-гречески, но самих греков недолюбливал.