Читать книгу "Приключения английского языка - Мелвин Брэгг"

Об отсутствии в словаре бранных слов даже ходила байка: это отметили в разговоре две светские дамы, на что Джонсон воскликнул: «Как! Дамы, так вы их искали?!»

Акцизный сбор (excise) автор словаря определил как «ненавистный налог на товары, назначенный не общими судьями по вопросам собственности, а негодяями-наемниками тех, кому этот сбор выплачивается». Это так оскорбило комиссаров акцизного управления, что они даже попытались (хотя и безуспешно) привлечь Джонсона к суду за клевету.

Не чужда ему и самокритика – еще одно располагающее к себе английское качество.

Лексикограф (lexicographer): составитель словарей; безвредный зануда, занятый поисками первоисточника и подробным изложением значений слов.

Граб-стрит (Grub Street): изначально название улицы в районе Мурфилдс в Лондоне, перенаселенной авторами небольших рассказов, словарей и преходящих стихотворений.

Тупой, скучный (dull): невеселый, незанятный; например: «Составлять словари – скучная работа».

Политические взгляды автора недвусмысленно отражаются в следующих определениях:

Виги: наименование фракции.

Тори: поборник многовековой конституции государства и апостольской иерархии англиканской церкви.

Его так называемый патрон, лорд Честерфилд, плохо обращался с ним, и Джонсон взял реванш на страницах словаря:

Патрон: тот, кто оказывает поддержку и защищает. Повсеместно это подлец, оказывающий поддержку высокомерием и получающий взамен лесть.

Его признания в невежестве подкупают своей искренностью.

Etch[34]: провинциальное слово, значение которого мне неизвестно.

Parsnep[35]: растение.

Pastern[36]: колено лошади.

Когда одна леди спросила Джонсона, как он мог так ошибиться с «коленом лошади», тот честно ответил: «Невежество, мадам, чистое невежество!»

Он смело включал в словарь архаичные, малоизвестные и вышедшие из употребления слова, такие как digladation (спор, пререкания), cubiculary (постельник, спальня), incompossibility (несовместимость), clancular (тайный, скрытый), jobbernowl (олух, болван), denominable (то, что может быть обозначено или названо) и opiniatry (упрямство). В Америке это вызвало неодобрение Уэбстера, написавшего: «Я склонен полагать, что авторитет Джонсона умножил, а не сократил количество искажений в английском языке. Путь любой понимающий человек взглянет на такие слова, как denominable, opiniatry, ariolation, assation, ataraxy… deuteroscopy… discubitory… indignate и им подобные и скажет, может ли служить надежной нормой письма словарь, подающий тысячи таких терминов в качестве признанных английских слов».

Американский английский не уступал напыщенному Старому Свету ни дюйма. Уэбстер был не единственным критиком: Джон Хорн Тук, например, критиковал Джонсона за нарушение его (Тука) теории, согласно которой у каждого слова должно быть лишь одно значение. Высказал опасения Уильям Смелли, издатель первой «Британской энциклопедии». Маколей назвал его «горе-этимологом». Даже его преданный друг и биограф Босуэлл ставил под сомнение некоторые примеры этимологии, хотя и утверждал, что Джонсон был «человеком, даровавшим языку своей страны стабильность». То, что Джонсон осуществил свое намерение столь своеобразным и субъективным образом, скорее, даже усиливало его популярность, по мере того как время поглощало многие из его определений.

Словарь и его составитель получили высокую оценку двух досточтимых особ за рубежом. Маркиз Николини, президент итальянской Академии делла Круска, назвал словарь благородным трудом, который станет вечным памятником славы автору, послужит доброму имени своей страны и пойдет на благо литературному миру по всей Европе. И даже в самой Франции в одном из журналов заявили, что Джонсон «заменяет академию» для этого острова.

И вот стоит она по сей день, во всем своем запылившемся, но пригодном для чтения великолепии, первая английская академия в виде книги.

Труд Джонсона возвестил появление целой вереницы грамматических систем: все стремились овладеть языком и указывать ему, как себя вести; всем не терпелось прибрать к рукам неуправляемую толпу слов, «причесать» и «пригладить», расставить по полочкам, навести порядок.

Наибольший интерес представляют взгляды грамматиста Джозефа Пристли, видного защитника гражданских и религиозных свобод, который писал об электричестве, был радикальным священником-диссентером, изобрел газированную воду и закись азота (веселящий газ), открыл углекислый газ и кислород. Он страстно увлекался наукой. Кроме того, он разработал курс, который был опубликован под названием «Начала английской грамматики» (The Rudiments of English Grammar). В этой книге он высказал новое для своего времени мнение: грамматика определяется широким общепринятым использованием и не должна навязываться самозваными грамматистами.

Книга не оказала особого влияния на читателя. «Битву» раз за разом выигрывали те, кто считался наиболее авторитетным и известным. «Краткое введение в английскую грамматику» Роберта Лаута[37] было столь же консервативным и прескриптивным, сколь курс Пристли – либеральным и толерантным. Лаут стяжал все лавры: 22 издания за 40 лет! Определенные грамматические структуры считались правильными, другие не только неправильными, но и вульгарными. Стройные ряды целеустремленных кодификаторов, чьих достойных восхищения преемников немало и по сей день, бросились в бой за доктором Джонсоном и по своей воле ни разу не отступили.

Какую форму использовать – lie или lay? Какое слово, would или had, входит в полную форму выражения I'd better (то есть I had better)? Сочетание different from предпочтительнее, чем different to. Between you and I является ошибкой. Если речь идет о двух вещах, использовать надо не превосходную, а сравнительную степень. Обсуждение вопроса о надлежащем падеже после than или as походило на петушиные бои: Лаут утверждал (и миллионы читателей вторили ему), что все зависит от подразумеваемой конструкции, так что правильно было he is older than she [is] (он старше, чем она), но he likes me better than her [he likes her] (он любит меня больше, чем ее). Двойное отрицание, украшавшее речь бесчисленное количество раз, было отправлено в ссылку.

Многие из этих правил были логичными, другие же необоснованными. Это был рай для несносных близнецов – классификации и снобизма, – и они с готовностью явились на вызов. Но в процессе интенсивного и, как видно, непредотвратимого развития языка лозунг Пристли о том, что «обиходная речь является изначальной и единственно верной нормой любого языка», в конечном итоге всегда верен, от Канзас-Сити до Канберры через Кингстон и Гонконг. Но и правила Лаута не будут сброшены со счетов.