Читать книгу "Коллекция бывших мужей - Татьяна Алюшина"

Вот, скажем, в тот раз, когда Илью сняли звонком буквально с трапа самолета, он выехал на зверское убийство семнадцатилетней девчонки, у которой мать, узнав о том, как убили ее ребенка, поседела за ночь и которая не сошла с ума только потому, что Башкирцев ей твердо обещал, что поймает этого упыря.

Поймал. Разумеется. Он всегда держит свое слово.

Так что перевешивает на этих весах? Что? Бабская обиженность или жизнь человека?

А еще подумала, что все эти условности и мими-мишки про важные даты, цветы-подарки и поздравления с днем первой встречи, свадьбы и бог знает еще с чем нужны исключительно нам, женщинам, и только для того, чтобы чувствовать себя важной и нужной в жизни мужчины.

А просто так ты себя важной и нужной не чувствуешь? И не в его жизни, а хотя бы в своей собственной? Ну так, для начала — себе будешь нужна, и остальные подтянутся.

Башкирцев всегда напрочь забывал все даты, — нет, уверена, что наверняка помнил, но ему было не до этой, кем-то названной обязательной в сентиментально-романтических традициях шняги.

И я подумала, что для меня куда как важнее не то, что он будет помнить про какие-то там даты, а то, что этому мужчине я доверяю безраздельно даже свою жизнь и точно знаю, что при любой ситуации, даже самой гнусной, он вытащит меня, возьмет на себя всю ответственность и решение проблемы и закроет собой от чего угодно, хоть от пули в упор.

И, знаете, мне кажется, что это на всю жизнь важнее всего сентиментального киселя, который только можно придумать.

Хотя… мог бы и про дату свадьбы вспомнить, и цветочки подарить, не помешало бы!

И вот, за размышлениями и делами в начале декабря случилось-таки это знаменательное событие. Отправив большую часть ценных вещей контейнером в Москву, подготовив квартиру к сдаче и договорившись с Верой о том, что она станет присматривать за жильцами и домом, собрав все оставшиеся свои вещи в несколько коробок и баулов, я была полностью готова покинуть этот город.

Илья приехал накануне, практически ночью пятницы на машине, принадлежавшей раньше Альбине, да не один, а прихватив для компании Витю и Валю, которые согласились помочь и перегнать в Москву мой автомобиль, то есть бывший до расстрела джип Ильи, перешедший мне во временное пользование.

А у нас с Ильей за эти месяцы получился настоящий роман — мужчина и женщина, проживающие в разных городах, мотающиеся в гости друг к другу, страстно отдаваясь интимной близости при любой возможности, как пылкие молодые любовники.

Ну чем не роман?

Вот и сейчас мы лежали, приходя в себя после потрясающего оргазма, и я, отдышавшись, посмотрела задумчиво на Башкирцева, лежавшего на боку лицом ко мне.

— Что? — спросил он, почувствовав даже с закрытыми глазами мою сосредоточенную задумчивость.

— Учебу в мединституте придется отложить, — вздохнув с сожалением, сказала я.

— Почему? — удивленно открыл он глаза.

— Я беременна, и к лету у нас будет ребенок, — простенько и без изысков сообщила я.

— Что? — встрепенулся он, сведя задумчиво и тревожно брови. — Какой ребенок?

— Обычный маленький ребенок, — ответила я, приблизительно представляя, к чему идет дело.

Илья резко сел на кровати, всмотрелся в выражение моего лица и спросил с нажимом на каждом слове:

— Ты родишь ребенка?

— Да, — сдерживая усмешку, подтвердила я. — Месяцев через пять где-то.

— Та-а-ак! — протянул потрясенно Башкирцев.

Подскочил с постели, нашел на полу и натянул на себя нервным движением трусы и принялся ходить туда-сюда возле кровати, сопя и что-то напряженно обдумывая.

А я всячески старалась сдержать безудержно рвущееся из меня веселье.

— Кира! — набегавшись, присел он на кровать лицом ко мне и страдальчески-умоляюще произнес: — Как это вдруг ребенок?

— Можно я упущу подробное описание процесса? — сдерживалась я даже от улыбки и спросила: — Ты что, боишься?

— Я боюсь?! — преувеличенно форсированно переспросил он и покачал головой. — Я не боюсь, я в панике! — И уточнил для непонятливой меня: — В тяжелой форме паники! — И спросил в явном испуге: — Ребенок? Вот такой маленький? — И показал руками, каким именно, по его мнению, маленьким будет тот ребенок.

Он и на самом деле без дураков и шуток находился в настоящей серьезной панике.

— Ну, где-то так, — согласилась я.

— И вот он будет вот такой! — он снова показал размер ладонями. — И, насколько мне известно, у младенцев надо как-то правильно держать голову, чтобы шея не сломалась. И он станет пищать и плакать, и я понятия не буду иметь, отчего он плачет, что с ним случилось и где у него болит? — нервничал все больше Башкирцев. — И не смогу помочь, а только наврежу еще больше? — И резко перешел на умоляющий тон: — Знаешь, я, может, и хочу детей, но теоретически. — И уточнил с нажимом для полной моей ясности: — Очень, очень теоретически! Даже скорее умозрительно, и лучше у кого-то из знакомых, — и снова стал уговаривать и оправдываться одновременно. — Я все понимаю: ты молодая здоровая женщина и хочешь стать мамой. В том смысле, что ты хочешь детей, и это нормально. Но я не приспособлен к детям совсем. Я об этом думал и не знал, как тебе сказать, но я понял, что вряд ли совместим с маленьким ребенком. Поэтому, знаешь, давай договоримся. — Он выставил руки вперед ладонями, словно отгораживаясь от меня и выставляя защиту между нами. — Ты рожай, но я подойду к ребенку, только когда он начнет понятно разговаривать и устойчиво ходить, а до этого на меня не рассчитывай. Извини, но только так.

— То есть до его восемнадцатилетия? — уточнила я степень разумности дитяти.

— Это было бы идеально, — покачал Илья головой, вздохнул преувеличенно тягостно и попросил: — Давай хотя бы лет до пяти.

— Ты привыкнешь! — все-таки не выдержала я и рассмеялась.

ГОД СПУСТЯ

— Кира, ну объясни мне: зачем тебе тащить его с собой? — негодовал Илья, ходя за мной по пятам.

— Мы это все уже обсудили сто раз, наверное, — напомнила я ему, продолжая спокойно сборы.

— Ему всего семь месяцев, он еще младенец совсем, а на улице мороз несусветный! Куда ты его тащишь? — возмущался Башкирцев.

Матюша, спокойно сидевший у него на руках, сдвинув бровки, внимательно смотрел на отца, не понимая, почему тот сердится.

— Все будет хорошо, — остановилась я и успокаивающе улыбнулась мужу. — Мы пробудем в Центре всего четыре часа, он прекрасно проведет время в нашей замечательной детской комнате, кстати, с другими детками и под неустанным присмотром. Я его дважды покормлю, он поспит и погуляет в коляске, и мы вернемся домой. Парню пора выходить в общество.

— Да ничего ему не пора! Пусть здесь гуляет! — гремел Башкирцев.

— Ты на работу не опаздываешь? — спросила я.