Читать книгу "Леонид Утесов - Матвей Гейзер"

Помнится, Евгений Александрович рассказывал, что, когда он в юности, в годы войны, выступал в госпитале перед ранеными солдатами, они просили его спеть что-нибудь «из Утёсова», но Евтушенко сказал, что он умеет только плясать и еще петь какие-то частушки, а песен Утёсова петь не умеет. И, задумавшись, сказал: «Когда вспоминаю о войне, то нередко слышатся мне песни, исполненные Утёсовым в эти годы».

В ту пору Александр Межиров писал предисловие к новой книге Евтушенко «Стихотворения и поэмы» — она была издана в «Молодой гвардии» в 1990 году. Уже когда книга вышла, я прочел в предисловии Межирова такие слова: «Как все должно было совпасть — голос, рост, артистизм для огромных аудиторий, маниакальные приступы трудоспособности, умение расчетливо, а иногда и храбро рисковать, врожденная житейская мудрость, простодушие, нечто вроде апостольской болезни и, конечно же, незаурядный, очень сильный талант». Читая этот, быть может, самый «евтушенковский» сборник, составленный Межировым, я снова вспомнил ту нашу встречу на даче и подумал, что утёсовская тема в разговоре возникла неслучайно. В этих людях было что-то общее, чего они, быть может, сами не подозревали. И прежде всего желание сохранить истинную честность и порядочность. В 1959 году у Утёсова вырвались такие строки:

Я прожил жизнь незапятнанным, С своею совестью в ладу. Глупцы, ханжи — ведь не понятно вам, Что можно презирать беду!

Нет случайности в том, что эпоха выбрала своими запевалами и Евтушенко, и Утёсова. Они были не только непохожими внешне, но во многом абсолютно разными. Первый всегда был неравнодушен к политике — второй избегал ее. Первый не раз ставил свои подписи под воззваниями в защиту гонимых и обреченных — второй на это не отваживался.

Евтушенко вырос в далекой Сибири, где, вероятно, никогда не слышал слова «жид». Выступая на пресс-конференции перед открытием Первого фестиваля искусств имени Михоэлса, Евтушенко рассказал, что во время поездки в Москву мама брала его с собой в еврейский театр на Малой Бронной, где ему довелось увидеть «Короля Лира» с Михоэлсом. Был он вместе с мамой и на похоронах Михоэлса (и к тому времени, как рассказывает он в своей книге «Волчий паспорт», уже услышал слово «жид» от своего однокашника). Вспоминая похороны Михоэлса и в особенности речь Фадеева на панихиде, уже взрослый Евтушенко написал: «Надвигалось что-то страшное…» И это страшное пришло. В пятую годовщину смерти Михоэлса, 13 января 1953 года, Евтушенко, тогда студент Литературного института, прочел в газете статью об «убийцах в белых халатах». Наверное, в тот же день, а может быть, чуть позже, Евтушенко откликнулся стихотворением на это событие:

Никто из убийц не будет забыт. Они не уйдут, не ответивши. Пусть Горький другими был убит, Убили, мне кажется, эти же.

Сказать, что стихи эти написал юноша, ничего не понимающий в жизни, было бы ошибкой. К тому времени он был уже автором пусть немногих, но заметных лирических стихов, таких как «Перед встречей», «Дворец», «Глубина». В этих стихотворениях уже просматривается Евтушенко — тот, которого мы знаем сегодня. Поэт целенаправленной творческой биографии, знающий не только как сказать, но и что сказать:

…Но и другое мне знакомо, И я не ставлю ни во грош Бессмысленно глубокий омут, Где ни черта не разберешь. И я хотел бы стать волною Реки, зарей пробитой вкось, С неизмеримой глубиною И каждым камешком насквозь!

Эти стихи написаны до процитированных выше проклятий «врачам-убийцам». Разумеется, ни в одно из своих собраний сочинений Евтушенко их не включил, немногие знали о самом их существовании. Среди тех немногих была семья Барласов, сыгравшая, как пишет Евтушенко, огромную спасительную роль в его жизни. Они были не только его соседями, но и друзьями и первыми слушателями его стихов. Жена Владимира Барласа, услышав про «убийц», сказала: «Женя, ведь это все неправда… Эти врачи ни в чем не виновны. Забудьте эти стихи. Не показывайте никому. А то не дай бог, их напечатают. Вы же потом никогда не отмоетесь». Евгений Александрович не только не забыл их, но и включил воспроизведенную выше беседу с Барласами в свой фильм «Похороны Сталина». В ту пору кроме самого Евтушенко никто их не помнил. Но он преподнес урок тем поэтам, кто назавтра забывает написанное вчера, ибо отмыться не всегда возможно.

Однажды Окуджава сказал о Евгении Александровиче: «Евтушенко — это целая эпоха». Такое же определение многие давали и Утёсову. Среди них Роберт Рождественский: «Утёсов действительно был запевалой. И уж если он начинал новую песню, то народ ее обязательно подхватывал».

И еще объединяют эти две выдающиеся личности эпохи их артистизм, умение общаться с аудиторией, какой бы ни была она по количеству и качеству, умение не внушать, а передавать аудитории лучшие чувства, им присущие. И конечно же патриотизм — разумеется, не тот, который, по мнению Самуэля Джонсона, является «последним прибежищем негодяев»…

Утёсову так и не присвоили звания Героя Социалистического Труда, хотя заслужил он его ничуть не меньше тех, кто получил это звание в эпоху «от Сталина до Брежнева». Евтушенко же в начале перестройки публично, демонстративно отказался от ордена Дружбы народов, ибо он не мог носить его, когда по Москве разгуливали националисты. Пускай Утёсов и Евтушенко и не встретились ни разу, пусть Утёсов не спел ни одной песни на слова Евтушенко, все равно они останутся символами той эпохи, в которую жили и творили. Стихотворение Утёсова, посвященное Евгению Евтушенко, заканчивается так:

…Любя страну, людей любя, Ты стал нам всем родной и близкий. За это славлю я тебя И возношу тебя, любя — Поэт и Гражданин Российский.

Перечитывая эти стихи сегодня, я еще раз убедился: неслучайно подписи Утёсова нет среди десятков фамилий под воззваниями, принятыми на собраниях Антисионистского комитета. Одно из них, на котором присутствовало множество представителей русско-еврейской интеллигенции (среди других — Аркадий Райкин, Элина Быстрицкая, Майя Плисецкая), получило в народе такую юмористическую оценку: «Последний аттракцион в московском цирке: выступает Дымшиц (в то время — заместитель председателя Совета министров СССР) с группой дрессированных евреев». Утёсова на это мероприятие даже не позвали — видимо, его устроители не очень надеялись получить подпись артиста под воззванием. А мог бы не только не подписаться, а еще что-то «внеплановое» ляпнуть!

…Вот в такое время мы услышали в кабинете Александра Моисеевича Эскина стихотворение Утёсова, посвященное Евтушенко. Шум вокруг евтушенковского «Бабьего Яра» тогда уже стих, шла пока еще немногочисленная эмиграция в Израиль, сопровождаемая многочисленными призывами видных евреев (опять-таки Утёсова среди них не было) не менять свою истинную родину на какой-то сионистско-фашистский Израиль. После чтения Утёсовым «Посвящения Евтушенко» наступила недолгая пауза. Ухмыльнувшись, Леонид Осипович неожиданно спросил у нас: