Читать книгу "В тени граната - Виктория Холт"

Генрих прикрыл дверь и стоял, глядя на нее.

— Ну, Бесси?

— Ваше Величество... я... мы... я беременна.

Генрих не сводил с нее пристального взгляда. Потом начал смеяться.

— Ей-богу, Бесси, — воскликнул он,— я уже начал думать, что ты бесплодна. Если припомнить все ночи, что мы провели вместе... и никаких признаков беременности. Предположил, что с тобой что-то не так... или...

Он нахмурился как бы в знак предостережения самому себе. Потом подошел к ней с нежной улыбкой на губах.

— Так я не вызвала неудовольствия Вашего Величества?..

Бесси думала: это конец. Ему не нужна будет беременная женщина. Появится кто-то еще. Все не останется по-прежнему.

— Неудовольствия! — Он обхватил ее лицо ладонями и нежно сжал ей щеки.— Да нет ничего более приятного.

Генрих схватил ее и так сжал в своих объятиях, что она закричала бы от боли, если бы посмела. Потом поднял ее вверх на вытянутых руках, не отрывая от нее глаз.

Неудовольствия! — думал он. Он сказал, что для него нет ничего более приятного, но это было не так. Если бы Бесси подарила ему сына, он был бы в восторге, однако, его самым заветным желанием было иметь законнорожденного сына.

Теперь, когда Бесси зачала их ребенка, он мог внимательнее проанализировать опасения, которые приходили к нему в голову уже не раз.

Раз им не удается произвести на свет детей, будет естественным предположить, что у родителей что-то неладно, быть может, у обоих сразу. Катарина не бесплодна. Она в состоянии забеременеть, ей только не удается родить здорового ребенка мужского пола. Среди рожденных ею младенцев были и мальчики, но мертворожденные или, как в первом случае, прожившие всего несколько дней.

Если Бесси Блаунт родит здорового ребенка, разве это не докажет, что виноват не он?

Правда, есть Мария — но это только одна оставшаяся в живых девочка после всех этих беременностей! Как будто Господь имеет что-то против него, как будто говорит — у тебя не будет сына-наследника.

Генриха переполняла радость. Он начал танцевать по маленькой комнате, не выпуская Бесси из своих рук.

Потом вдруг посерьезнел.

— Мы должны поберечь тебя, моя Бесси, — сказал он, осторожно опуская ее на пол. — Мы должны лелеять твое маленькое тельце, ведь там королевское дитя.

Они вернулись в бальную залу, где за ними украдкой наблюдали.

Король не разлюбил Бесси Блаунт, шептали все друг другу. Смотрите, он влюблен в нее не меньше, чем когда увидел в первый раз.

* * *

Катарина находилась в покоях дочери. Марию посадили за стол, подложив под нее подушки, чтобы она могла дотянуться до спинета, положенного на стол. Пухлые маленькие пальчики летали по клавишам с удивительной для такого юного возраста быстротой. Катарина наблюдала за ней. Ей еще нет и трех лет; во всем королевстве, наверно, нет другого такого ребенка.

— Моя дорогая доченька,— пробормотала она. Взглянув в окно, она увидела, как ноябрьский туман серыми тенями клубится вокруг деревьев — тенями нерожденных детей, подумала Катарина и содрогнулась.

Она приложила руки к своему животу, и невольно губы ее зашептали молитву:

— Мальчик. Пусть это будет мальчик.

Если у меня родится мальчик, такой же здоровый и смышленый, как моя малышка Мария, то тогда Генрих будет мной доволен. Чтобы почувствовать себя счастливым, ему нужно только это. Если б я только могла родить здорового мальчика, мне не нужно было бы беспокоиться о всех этих бесчисленных Элизабет Блаунт.

Девочка закончила играть пьесу. Маргарет Брайан захлопала в ладоши и к ней присоединились прислуживавшие маленькой принцессе герцогиня Норфолкская и ее дочь, леди Маргарет Херберт.

Катарина встала, чтобы обнять дочь, и вдруг ощутила знакомую ноющую боль.

Она испуганно вскрикнула. Ее испугала не боль, а серый туман за окном. Он был похож на тени... тени детей, на какой-то краткий миг появлявшихся на земле и потом исчезавших. Он напомнил ей, что сейчас ноябрь, а ребенок должен был появиться на свет не раньше рождественских празднеств.

* * *

Итак, все было кончено.

Расстроенная, больная Катарина лежала, чувствуя себя усталой и немного испуганной. Ей были слышны голоса, доходившие как будто издалека, но звучавшие, как она знала, здесь, в ее опочивальне.

— Дочь... мертворожденная дочь.

О Боже, подумала она, значит, ты покинул меня.

Были и другие голоса, но они звучали у нее в голове.

«Говорят, король опасается, что небеса не благословляют его брак». «Говорят, это потому, что он женился на жене своего брата». «Говорят, такой брак нетрудно расторгнуть... теперь, так как отец королевы умер и не нужно бояться ее племянника... он еще мальчик. Зачем королю его опасаться?»

Она закрыла глаза. Она была слишком слаба, чтобы беспокоиться, что с ней станет.

Катарина думала: это был мой последний шанс. Я столько раз пыталась это сделать. У нас одна дочь. Но где же сын, в котором он так отчаянно нуждается, где мальчик, который может пробудить в нем ко мне нежность?

* * *

Он стоял у ее постели и они были одни. Когда у него в глазах появлялось такое выражение, все старались не попадаться ему на глаза. Даже собаки это чувствовали. Она часто видела его таким — стоящим, широко расставив ноги, со сверкающим синим взором и выпяченным вперед подбородком, как угрюмый и разгневанный мальчишка. Его собаки съежились по углам, а умные люди вроде кардинала Уолси уехали по срочным государственным делам.

Теперь его оставили с ней, и она лежала, беспомощно глядя вверх на его лицо.

Она произнесла:

— Мне жаль, Генрих. Мы потерпели еще одну неудачу.

— Мы потерпели? Свое дело я сделал. Это ты не можешь сделать, что нужно.

— Я не знаю, в чем моя вина, Генрих.

Это были не те слова. Как легко произнести не те слова.

— Ты хочешь сказать, что у меня что-то не так!

— Я не знаю, в чем дело, Генрих. Ей показалось, он готов ударить ее.

О Боже, подумала Катарина, как много это для него значит! Как он разгневан!

Генрих шагнул к постели и остановился, потом отвернулся и начал мерять комнату шагами. Он старался сдержать свой гнев. Ему было больно, он был в замешательстве. Он надеялся, что после Марии у них будет сын.

Она знала, что с каждой новой попыткой теряла для него часть своего очарования. Каждый раз, когда она надеялась произвести ребенка, она поднималась с постели все более изнуренной, все более апатичной, каждый раз теряла частичку своей молодости.