Читать книгу "Мутные воды Меконга - Карин Мюллер"

– Пол, – осенило меня. – Мы могли бы расстелить одеяла.

– Нельзя.

– Если нужно, – солгала я, – мы можем спать на одной полке.

– Она наверняка обрушится под таким огромным весом, – отрезал кондуктор, не стесняясь жестокой правды.

Он ушел, но перед тем приказал сложить вещи в альков над дверью, то есть каким-то образом уменьшить груз объемом в несколько кубических ярдов до пары футов. Следующий час я провела за новым вариантом игры в «лису, утку и зерно», пытаясь разместить гиббона, орла и леопардов в крошечном алькове, да так, чтобы острый, как бритва, клюв не задел ненароком высунувшийся хвост, а любопытные пальчики не надергали перьев из без того плешивой макушки.

Часы сменяли друг друга под мерный стук колес и торопливые кормления украдкой, в ночной темноте. С тех пор, как леопардов начали кормить полноценно, у них появилось много нерастраченной энергии. Малышка гиббон нуждалась не только в еде, но и в опеке. Поскольку Йохана прогнали, я должна была кормить, чистить и веселить весь наш неуправляемый зверинец. Я развесила полотенца на средних полках, устроив леопардам импровизированные джунгли, и выяснила – увы, слишком поздно, – что орлы инстинктивно направляют струю экскрементов за пределы своей территории, чтобы не пачкать пространство вокруг себя. Мне стало казаться, что купе все уменьшается и уменьшается, ведь в нем барахтались восемь грязных существ и каждый пытался отвоевать хоть немного пространства и воздуха. Из купе все сильнее воняло бездомными кошками, и это увеличивало риск быть пойманными. Иногда я приоткрывала окно, но рассказы Тило о гиббоне, простудившемся на закате и умершем к рассвету, были еще свежи в моей памяти и вынуждали закупорить окна и двери.

К середине второго дня мы пересекли границу демилитаризованной зоны, и солнце вдруг пропало. Я выглянула в окно и увидела серый, угрюмый ландшафт. За месяц пребывания на юге, во влажной сайгонской жаре, я напрочь позабыла о северных холодах и сырости. Температура упала на двадцать градусов за столько же минут, и жаркая духота в купе сменилась ледяной сыростью. Ничего не сохло – ни полотенце, которое я постирала и вывесила на ночь за окно, ни жалкий котенок, который свалился в миску с водой и теперь спал у меня на груди, словно промокший клубок шерсти.

В утро приезда я проснулась и увидела, что орел дрожит от холода. Я пожертвовала последние носки, чтобы сделать пальтишки для котят. Гиббона я подвесила на груди в качельках из ткани, и малышка отказывалась перемещаться куда-либо еще. Оставалось шесть часов. Последний отсчет начался.

От пункта назначения нас отделяло всего тридцать километров, когда грозный стук в дверь возвестил о приходе недружелюбного кондуктора. На этот раз по обе стороны от него стояли двое хмурых военных. Я слышала их через дверь; они громко обсуждали наших животных, их рыночную стоимость и предполагаемый пункт нашего назначения. Я запаниковала, сорвала с себя несколько слоев одежды и показала им через шторку голое плечо, а затем пробормотала, что все еще сплю. Не могли бы они прийти через час? Благослови бог их буддистские души, они любезно покинули меня, и гонка в Кукфыонг началась. Они, верно, думали, что мы сойдем в Тханьхоа – через полчаса после Кукфыонга. Сотрудница агентства из Сайгона неожиданно сослужила нам хорошую службу.

Показалась станция Кукфыонг, и мы сошли с поезда с военной точностью, бросая рюкзаки и клетки через окно и карабкаясь следом. Когда поезд отъехал, мое облегчение быстро сменилось растущим чувством беспокойства. Станция была пустынна. Мы, дрожа от холода, стояли на полоске травы; от недосыпа в глаза точно песку насыпали, а багажа у нас было явно больше, чем под силу унести.

Наконец мы услышали, как кто-то зовет нас издалека, и появился Тило! Он стоял у микроавтобуса, а рядом с ним – Мануэла. Я чуть не бросилась ему в объятия. Он же едва не столкнул меня в канаву, так ему не терпелось посмотреть, в какой клетке сидит малышка гиббон. Она тут же спряталась под курткой Мануэлы, а Йохан наблюдал за происходящим с беспомощным видом матери, у которой отнимают ребенка. Тило оглядел другие клетки, взял их и ушел, не говоря ни слова. Они с Мануэлой уже почти сели в микроавтобус, когда до нас дошло, что нас собираются оставить здесь. Мы подхватили рюкзаки, побежали и нагнали их как раз вовремя. Нас неохотно пригласили подвезти до национального парка.

Я слушала, как они вполголоса обсуждают судьбы моих родных котят и птицы на немецком. Вольфганг несколько оптимистично оценил готовность Тило принять всех бездомных животных. Орел был ему не нужен. Детеныши леопардов должны были отправиться к Шейле, аспирантке, приехавшей в парк как раз вовремя: она изучала виверр, и у нее был опыт общения с дикими кошками.

Мы помогли разгрузить клетки. Когда я вынимала орла, тот издал растерянный крик, отчего лангуры в соседнем вольере испуганно заметались. Тило немедленно приказал посадить неуправляемую птицу обратно в машину. Я подхватила своих кошек, которые оказались никому не нужны, и отправилась на поиски таинственной Шейлы, отчаянно надеясь, что хоть она окажет мне более теплый прием.

Я постучала в дверь ее гестхауза, спрятав за спину клетку с леопардами и ломая голову над тем, что мне ей сказать. В конце концов слова оказались не нужны. Когда она увидела маленьких котят, ее глаза округлились, и детеныши мигом исчезли под ее застегнутой курткой. Она порылась в своих вещах и вышла с торжествующим видом, размахивая крошечной детской бутылочкой с резиновой соской.

– Давно уже я не спала в одной кровати с кошками, – сказала она, выуживая котенка из недр своей куртки и давая ему соску. Я покосилась на ее узкую одиночную кровать и подумала, удастся ли ей поспать, когда «котята» вырастут, но рассудительно решила помалкивать.

К моему удивлению, в комнату скоро вошла еще одна иностранка. Эмма была пухленькой молоденькой девушкой из Лондона; она приехала во Вьетнам обучать местных сотрудников английскому языку. Лишь раз взглянув на ободранного орла, она тут же захотела взять его себе. Первое, что она сделала в качестве хозяйки орла, – села с блокнотом и ручкой и придумала ему подходящее имя – Полоний. И убежала, чтобы написать нескольким друзьям о своем экзотическом приобретении. Когда пришло время кормления, Эмма вернулась и попыталась провернуть смертельный номер и скормить птице кусок мяса. Для этого она сперва надела пару толстых мотоциклетных перчаток и шлем. Я не была уверена, что Эмма станет лучшей в мире хозяйкой для моей птицы, однако мои планы поселить орла в недостроенном обезьяньем вольере пошли прахом из-за его близости к клетке лангуров. Я надеялась, что смогу построить маленькую, но уютную клетку на оставшиеся холодные месяцы, а весной можно будет выпустить птицу в парк.

Эмма вела себя очень по-деловому, уложив Йохана и Джея на полу, а меня поселив в своей комнате на случай, если ее орлу, к которому теперь следовало обращаться только по имени, вдруг понадобится моя помощь посреди ночи. Я рассказала ей о клетке, которую планировала построить. Эмма не преминула сообщить, что ее здесь все обожают и ей достаточно щелкнуть пальцами, как клетка будет готова – в ней найдется место и для обогревателя, и для автокормушки. Признаться, она меня впечатлила.