Читать книгу ""Абрамсы" в Химках. Книга третья. Гнев терпеливого человека - Сергей Анисимов"

– А вы…

– Моя позиция также временная.

– Я понял.

В голове у старого юриста шумело хуже, чем днем. Да, Федеральный президент в наши дни власти не имеет, а автоматически ставший вице-канцлером после убийства Реслера Кристиан Линднер – тоже из СвДП. Теперь и канцлер, и получивший должность вице-канцлера представитель парламентского большинства выбиты из своих кресел. Тем единственным механизмом, который в принципе возможен. Но почему?

– Почему доклад Комиссии? – спросил он вслух. – Ведь побывавшие у нас господа были из СвДП и ХДС, в их интересах поддержать коалицию.

– Этого не ожидал, похоже, никто. Верность Германии… Громкие слова, но точные, как ни странно. Верность Германии оказалась для них важнее, чем преданность своим партиям и черно-желтой коалиции[29] в целом. Оба объявили о готовности сложить с себя полномочия немедленно после завершения расследования.

– И что дальше, герр Габриэль? Все же французский вариант?

– Нет. Совершенно точно нет. Германия продолжит участие в операции «Свобода России». Но в своих собственных интересах, а не в чужих. После ухода Франции Германия является однозначно, безоговорочно сильнейшим игроком в континентальной Европе. Американцы и британцы не смогут эффективно снабжать свои контингенты через наши головы. Пусть дерутся за Север, Дальний Восток и Сибирь – через десятилетие эти регионы станут очевидными мишенями сами знаете для кого. Европейская же часть бывшей России – почти вся она – достанется нам одним.

– Как вы это себе представляете?

Слова опять вырвались: он опять даже не собирался этого говорить.

– Я проходил воинскую службу, но плохо разбираюсь в военных вопросах. Однако для этого у меня теперь есть профессионально подготовленные специалисты. Я убежден, что…

Эберт прикрыл глаза. Он никогда не считал Зигмара Габриэля человеком высокого аналитического ума, однако тот всегда по крайней мере выглядел реалистом. Плохо дело. Зачем его поставили на это место? Именно как временную фигуру? Которую потом свалят с шумом и треском, как сегодня свалили непробиваемую, неуязвимую Меркель?

– Что стало главным в принятом решении?

– Главным? Хороший вопрос. Вероятно, цель так неожиданно прерванного вами совещания под руководством американского атташе.

– Помощника атташе.

– Совершенно верно. Собственно, даже его ранг был оскорблением. Когда судьбы Германии решаются армейским капитаном, это… Ну да, мы все понимаем, что он не решал ничего. Он исполнитель, почти рядовой. Ну, пусть полузащитник.

Секунду Эберт не понимал. Потом сообразил: употребив слово läufer, Габриэль имел в виду не полузащитника, а шахматного слона – быструю и важную легкую фигуру. Сравнение происходящего сумасшествия с игрой привело его в ярость.

– Если бы не ваш нестандартный, резкий ход… Да, незаконный, просто непредставимый, переворачивающий с ног на голову очень многое, но безоговорочно сильный… Он уже состоялся, он уже сделан, и теперь поздно отказываться от достигнутых с его помощью результатов, приносить извинения и выдавать вас на расправу. Теперь надо пользоваться достигнутыми вашей жертвой результатами.

– Вы думаете, это удастся? Я слышал, русские усилили давление с востока и даже отыграли сколько-то сотен километров своей территории назад.

– Еще раз, я не военный. А когда я был военным, я имел слишком маленький чин, чтобы кто-то интересовался моим мнением по военным вопросам. Но меня убедили, что это возможно. И что «окно возможности» очень узкое. Нам нужно действовать сейчас или, может быть, только лишь через многие десятки лет. Сейчас или, может быть, уже никогда. России уже нет. Кто займет освободившуюся территорию – мы, или южноевропейская и восточноевропейская мелочь, или гости из-за пролива и из-за океана – в этом единственный важный вопрос. Самый важный.

– Я понял вас, герр Габриэль.

– Очень хорошо. Я рад, искренне рад. Готовы ли выступить на общем заседании бундестага с докладом о результатах своей работы по делу Филиппа Реслера? Во всех его аспектах – от действительных заказчиков убийства и механизма вовлечения Германии в войну до того, что планировалось на сегодняшний вечер? И что было бы выполнено, если бы не ваша проницательность. И не подвиг рядовых полицейских.

– Вот как? Значит, подвиг, а до этого вы еще сказали «жертва»? Этих слов сегодня я еще не слышал. С утра звучало «мятеж», и, ей-богу, оно казалось мне более подходяшим… Именно поэтому нас не арестовали до сих пор?

– Вы согласны?

– Да, черт побери.

Очередная вспышка ярости опять оказалась неожиданной, не поддающейся его контролю. И опять довольно короткой.

– Когда заседание?

– Завтра утром. Открытие заседания назначено на восемь ровно. Но я хочу встретиться с вами лично еще до его начала. В семь двадцать, например.

– Очень хорошо. Я буду готов. Мой дублер… – Эберт на мгновение замялся и окинул взглядом своего товарища. Так и сидящего с бесстрастным, онемевшим лицом. – Моим дублером станет полицейоберрат Фриц Рохау, начальник Экстренной полиции Берлина. Он в курсе всех деталей.

– Очень хорошо, – вновь повторил его собеседник. Переспрашивать про «дублера» он не стал: стало быть, сколько-то реализма все еще сохранил. – Я отдал приказ ВРИО министра внутренних дел обеспечить вам и VIP-пленному дополнительную охрану.

Руководящий директор полиции только покачал головой. Он уже устал удивляться. И гениально сымпровизированному термину «VIP-пленный», и даже тому, что у них теперь новый министр внутренних дел, он удивился чисто машинально: спокойно и почти отстраненно.

Распрощались они весьма любезно, привычными телефонными фразами вежливых людей. Карл Эберт очень аккуратно положил трубку, постаравшись не стукнуть. Очень мягко посмотрел на товарища. Попытался улыбнуться, но не вышло.

– Ну, не совсем выиграли, – произнес он вслух. – Почти что не выиграли совсем.

Он понял, что запутался, и смутился.

– Почти что проиграли, да. Но все же совсем немножко выиграли. Тоже.

Фриц засмеялся: сначала бесшумно, прикрывая рот рукой. Потом тихо, потом громче. Потом начал плакать. Они обнимались несколько минут, всхлипывая и с натугой проталкивая воздух внутрь ноющих легких. Успокоившись, потратили еще почти час, обсуждая подробности завтрашнего доклада. Ночевать решили прямо здесь, пока здесь охрана. В обещание Габриэля обеспечить защиту ни один, ни другой особо не поверили. Кто там кому приказал, когда приказал, что про этот приказ подумали… Организовали себе эскорт на утро, это тоже заняло время и отняло силы, почти последние остатки сил.

Когда расстались, было далеко за полночь. Разошлись в разные крылья здания, так безопаснее. Эберт уже почти не мог играть: от клокочущего в груди крика захлебывающееся сердце дергалось, и острая боль толкала в шею и пальцы левой руки почти непрерывно.