Читать книгу "Питерская Зона. Запас удачи - Дмитрий Манасыпов"

«Но», как водится, выпало стремное и не вовремя. «Но» явило себя в образе куска провода, за каким-то чертом вырытого кем-то из-под насыпи. И ботинок, зацепившись, заставил меня упасть на спину. Многострадальный ТТ брякнулся в пыль. Адопес, развернув свою зубодробилку во все стороны, летел ко мне. Величаво и смертоносно. Слюна тянулась за ним, намертво прилепившись к шикарнейшим бакенбардам под ушами. Летящая мохнатая смерть дико воняла псиной, грязью, кровью и смертью из раззявленной пасти.

Мой старый добрый гансовский друг, выхваченный из ножен, лежал в левой руке. Надежно, как и всегда. Спасибо за подарок, прадед. Выручал и выручит, верю. Бог не выдаст – и адопес не сожрет. Давай, сука, иди ко мне!

Серо-рыжая, дымящаяся, оставляющая за собой пыльно-огненный шлейф хренотень навалилась всеми своими зубасто-бешеными килограммами. Клыки щелкнули так, что куда там испанским кастаньетам. Клычища сомкнулись со звуком работающего пресса, с хрустом долота хирурга, заново ломающего кость, со скрипом лома, пробивающего череп. Вот только не на мне. Хрена лысого тебе, блохозавр.

Они щелкнули после удара МСЛ, прилетевшего прямо в морду. Лезвие лопатки врубилось в верхнюю челюсть, рассекая шерсть, кожу, соединительные и прочие ткани, разбрызгивая кость и зубную эмаль вперемешку с кровью. Один – ноль в матче человека против измененного хищного шавкоподобного динозавра. В матче злющей животины повел еще больше озлобленный человек. Ха!

Толстенная лапища с желтыми когтями, торчащими как ножи, ударила по руке с ножом. Попала в щиток и зацепила перчатку. Самый краешек когтя попал в стык, рванул кожу, выпустил кровь. Но это не беда, нет. Беда заключалась в другом. В предплечье как отбойным молотком засадили, вспыхнуло, размазалось болью и тут же онемело. Черт, черт!

Урча, брызгая кровищей из рассеченной морды и булькая ею же, адопес развернулся ко мне. Набухшие красным глазенки не обещали ничего, кроме безумно страшной смерти. Воняющей остатками чьей-то плоти, гниющей между кривыми острыми зубами, смердящей грязью в жизни не мытой меховой шубы. Совершенно неромантичной и абсолютно ужасной смерти.

Адопес, и как такое возможно, исхитрился раскрыть пасть еще шире. Пасть закрыла все вокруг, глубокая, блестящая от заливающей ее крови и слюны, черная с редкими красными пятнами, изъеденная изнутри язвами. Я отмахнулся от нее, почти зацепив, но на деле лишь чиркнув краешком лопатки по нижней челюсти. Не затупись она раньше, смахнул бы ее наполовину. Тут и сказочке конец, а Хэт так прямо молодец… Ага. Только лопатку не точил. И вышло лишь криво рубануть по черной губе, раскроив ее надвое. Ну и, чего уж там, совершенно разозлив зверя. Хотя куда еще-то?!

– В сторону! В сторону, дебил!

Клянусь собственным желанием выйти на пенсию – никогда так не радовался. Тому, что меня назвали дебилом. Господи, благослови эту дрянную упертую бабу с ее наклонностями убийцы! Только вот в сторону – это куда?!

Ждать окончания моего географического кретинизма адопес не стал. Вытянувшись, как на встроенном телескопическом шарнире, огромная лохматая башка внезапно оказалась у моей шеи. Но не достала, лишь хватанула зубищами за карманы разгрузки. И тут я понял, что будет дальше. Только сделать ничего не успел.

Пес врос лапами в землю насыпи. Ушел в нее на десяток сантиметров, цепляясь крепко, как корни деревьев врастают в землю. И рванул толстенной шеей, выворачивая башку то в одну, то в другую сторону. Я орал, честно вам скажу. Орал так, что сам хренел от своих воплей. Меня кидало взад-вперед, прикладывая о гравий и вывороченный им глинозем. Несколько раз очень сильно ударило, выбило воздух, заставив подавиться воплем и замолчать. И тут мир, вертящийся вокруг, неожиданно рванул в сторону со скоростью самолета-истребителя. И я даже заметил собственные ноги, мелькнувшие на фоне серых туч.

Приземление вышло жестким. Таким жестким, что у меня сломалось два зуба. И жутко ударил болью копчик. Хорошо, что приземлился лицом вперед и не ударился затылком. Голову получилось вжать в плечи, придавив подбородок к груди. Зубы вот только жаль. Ну, как жаль? Выбило-то их мне давно, ударом приклада. И заплатил за них немало. А теперь снова платить, м-да… Если получится.

Адопес, сотворивший ударами лап пустынную бурю, решил меня добить. Однозначнее однозначного и навсегда. А мне только и оставалось, что уповать на нож и на Мару. На нее уповать хотелось куда больше.

Выстрелы рассыпались горохом. Выживу, подарю ее инструктору по стрельбе машину. Обязательно, Ктулху свидетель, подарю. За то, как учил. Пули ложились как надо, в пса, явно не ждавшего такой подлости. Лишь парочка свистнула рядом со мной, выбив по земляному фонтанчику и единственный кусок щебня. Он, правда, жахнул по забралу, заставил чуть прищуриться. А когда смог раскрыть глаза шире, мир снова состоял из черно-красной зубастой пасти. Разве скорости и напора у нее поубавилось. Но меня оно пока не спасало.

Оставалось одно. Черт, как же я это не люблю…

Щиток правой руки выдержал. Клыки сжались гидравлическим прессом, сдавили бронепластик, мочалили кевлар и моноволокно комбинезона. Слюна брызгала на забрало, меня снова потащило в сторону, но… Но мне это надоело. Мне еще надо достать ублюдка в плаще, покончив с тобой, собачина. Убить всех, причастных к смерти Раздва. Только так.

Нож входил в его горло как в масло. Пес не сдавался, хрипел, завязнув клыками в щитке. Рука разрывалась болью, но пока не хрустела, не лопалась стеклом сломавшейся кости. А нож входил и входил со скоростью, что не ждал сам. Я бил, бил, бил, погружая немецкую сталь в полную боли изменений плоть. И оно закончилось. Не сразу, но закончилось. Пес всхрипнул, падая на меня всей тушей, придавливая к земле, вздрогнул, забрызгав напоследок розовато-багровой слюной. И сдох.

А вот клыки этой твари без помощи еле приковылявшей Мары разжать не вышло.

– Ты как? – Она, вытащив мою руку, шлепнулась рядом. – А?

Тяжело дышится? Все болит? Ноги не ходят? Поздравляю, вы живы. Все остальное не важно. Потом отдохнем.

– Пойдет. Бывало хуже.

Мара хохотнула.

– Ты еще мне лапшу-то повешай, бывало у него…

– Ну, не бывало. Все ж происходит когда-то в первый раз.

Мне хотелось лежать и смотреть в небо. И очень не хотелось возвращаться за Раздва. До зубовного скрежета не хотелось. До ненависти к самому себе. Твою мать, ну как так-то, а?!

– Она была хорошей. – Мара охнула, коснувшись головы. Лишь бы не сотрясение, лишь бы не оно. – Очень хорошей. Жалко, не успела ее ни разу нормально погладить. И покормить.

Не надо объяснять, что случилось потом? Правильно, настоящие мужики не плачут. А Мара отвернулась. Очень тактично.

* * *

Я смотрел на крохотный холмик, помеченный колышком с одним из последних колечек. Прощай, моя девочка. Прощай.

Позади хрустнул гравий. Сотрясения у Мары не оказалось, но ходить бесшумно она пока не могла. Качало из стороны в сторону.