Читать книгу "Янтарные глаза одиночества - Наталия Землякова"

– Так ты не первый раз премьеру сорвал? – опешила Мишель.

– Третий. Ну и что? У каждого свой, так сказать, творческий метод.

Мишель взглянула на него с нескрываемым интересом – это был удивительный человек, с подобными людьми она давно не встречалась. А может быть, никогда. «Каждый должен всегда выполнять свои обещания и не подводить людей. Тот, кто сказал, но не сделал, – тот слаб и не достоин уважения», – вспомнила Мишель слова Александра Генриховича, которые он ей твердо вбил в голову, что даже за десять лет жизни без него она и представить себе не могла, как это можно кого-то подвести. Сказать, но не сделать, пообещать, но не выполнить. Правда, как-то она случайно разговорилась с дочерью одного заказчика, которая рьяно посещала курсы психологов, а потому охотно давала бесплатные консультации. «Мишель, у вас слишком развит комплекс вины. Вам кажется, что вы всем должны, – уверенно вынесла приговор девица. – Наверное, вам очень трудно жить, ведь вы все время чувствуете себя виноватой». Что бы не чувствовать себя виноватой хотя бы в эти минуты, Мишель с плохо скрываемым злорадством предложила «психологу» оформить ее комнату в лилово-сиреневых тонах. А потом, на финальной стадии, добавила в интерьер немного серебра. «Чтобы ты замерзла в этой комнате, как ледышка», – приговаривала Мишель, доставая из коробки люстру из белого металла с ужасающим каскадом висюлек-льдинок. Она всегда мстила тем, кто пытался нарушить невидимую, но четко очерченную границу ее личной территории. Но сейчас она решила быть более терпимой и старалась не замечать, что рука Мельникова уже минут пять лежит на ее коленке, обтянутой черными легинсами. «Главное, – подумала Мишель, – чтобы рука с обгрызенными ногтями не опустилась ниже. Иначе она наверняка застрянет в голенище замшевых сапог. И это уже будет слишком».

– А тебя, кстати, как звать-то? – поинтересовалась она.

– Слава, то есть Вячеслав. А тебя?

– Маша.

– Красиво, – одобрил он и сильнее сжал ее коленку. – А ты откуда такая взялась Маша, но не наша?

Мишель захотелось сказать ему что-нибудь обидное, но она сдержалась. Ведь Слава пока был ей нужен.

– Слушай, а эта старушенция, она что, правда, такая страшная, как ты говорил?

– Да нет, она даже, можно сказать, красотка для своих почти восьмидесяти лет. Но очень жесткая, прямо стальная. Ничего не боится, никого не любит. Всех строит как детей. А что ты хочешь – бессменная заведующая труппой уже лет двести.

– Разве она уже не играет?

– Ну что она может играть-то в свои сто лет? – вздохнул Слава. – Выходит иногда на творческих вечерах. Стихи читает. Все рыдают. А она никогда.

– То есть? – удивилась Мишель и убрала его руку со своего колена.

– Да у нее сын недавно умер – так она слезинки не проронила.

– А отчего он умер? – жестко спросила Мишель, как будто Слава хотя бы косвенно был виноват в его смерти.

– Да то ли наркотики, то ли еще что-то. Но я думаю, водка его сгубила. Точно! Как всех нас!

– Но ты-то, слава богу, жив-здоров, – усмехнулась Мишель.

– И меня, кстати, Кирилловна любит.

– За что? За талант?

– За то, что я дал ей возможность почувствовать себя женщиной.

– Что? – Мишель опешила и даже не смогла этого скрыть.

Она, конечно, понимала, что в театральной жизни возможны самые разные сюжеты, но трудно даже представить, как мог молодой человек примерно двадцати пяти лет от роду дать снова почувствовать себя женщиной даме, которой почти восемьдесят.

– Это не то, что ты подумала, – захихикал Слава. – Это случайно вышло. Я тогда только пришел в театр. И как-то иду по коридору, молодой, задорный и красивый. А у нас, надо тебе сказать, есть такой столик, на котором лежат журналы, газеты. Все ж любят почитать, особенно если про коллегу гадость написали. Ну что тебе говорить, ты ж сама в театре не первый день. Ты, Маша, кстати, раньше где служила?

– А зачем тебе?

– Ну, вдруг меня все-таки турнут. Так я к тебе попрошусь.

– Не получится. Мой театр на ремонт закрыли. Причем на капитальный.

– Печально, – без всякого сожаления вздохнул Слава. – Ну вот, иду я и вижу, что над столиком склонилась стройная девушка и такой у нее, знаешь, аппетитный вид сзади, что я не удержался, подкрался тихонько и как ущипну ее за попу. Ох, я как вспомню – прямо рыдаю!

Слава начал хохотать и никак не мог остановиться. У него даже слезы полились из глаз.

– Ну а дальше-то что было? – потянула Мишель его за майку, но, видимо, так сильно, что непрочная ткань затрещала.

– Эй, не рви! Еще не время меня раздевать! – проговорил он, всхлипывая. – Что-что! А дальше был кошмар на улице Вязов. Потому что девушка резко обернулась и превратилась в морщинистую старуху. И как заорет: «Вы что это себе позволяете, молодой человек!» Это я ее, Елизавету Кирилловну умудрился ущипнуть. Представляешь, какой был скандал? Но, положа руку на сердце, мне кажется, что старуха была польщена. Не у каждой женщины на восьмом десятке такое приключение случается. Вот поэтому-то она сейчас и сидит у директора, и просит, чтобы меня не выгоняли, а дали шанс. Да пропади он пропадом, этот их шанс! – начал снова заводиться Слава. Почему-то его особенно злило, что кто-то пытается ему помочь – видимо, это казалось ему страшным унижением.

– Девушка, вы меня ждете? – раздался низкий, чуть с хрипотцой, голос.

Мишель обернулась и увидела себя. Только спустя пятьдесят лет. Высокая, стройная, отлично скроенный деловой костюм – узкая юбка ниже колена и приталенный жакет. Темные, блестящие волосы до плеч – настолько качественно сделанные, что в первую минуту не поймешь, что это парик. Лаковые туфли-лодочки, подчеркивающие тонкие щиколотки. И очки – дымчатые, закрывающие пол-лица. Мишель так была поражена своим видом в будущем, что не смогла собраться с силами и встать с дивана.

– Бабушка, – прошептала она почти беззвучно.

– Маша, – так же тихо выдохнула женщина и качнулась на своих высоченных каблуках, рискуя упасть.

– Елизавета Кирилловна, держитесь! – закричал Мельников и, как заправский танцор, одним движением бросился к ней и успел подхватить в последнюю минуту.

– Ничего, Слава, спасибо, все хорошо. Приходи завтра на репетицию.

Она так быстро взяла себя в руки, что Мишель даже ей позавидовала. Сама она никак не могла успокоить внутреннюю дрожь и свое сердце, которое выбивало, как дробь на барабане: «Бабушка, бабушка, бабушка…»

Но скорее всего это было не волнение, а первая репетиция, на которой, как известно, нужно постоянно повторять одни и те же слова и движения, чтобы запомнить хорошенько. А слово «бабушка» Мишель произносила впервые.

Они шли по улице, взявшись за руки. Многие прохожие узнавали бабушку и здоровались с ней.

– Это Маша приехала, внучка моя. Вот, решила навестить, – говорила Елизавета Кирилловна с достоинством, словно внучка Машенька каждый год приезжала ее проведать, и до этого они много раз встречались, а не познакомились всего полчаса назад.