Читать книгу "Третий не лишний - Степан Кулик"

* * *

Когда формула возвращения не сработала, Лысюк от неожиданности даже не понял, что происходит. Решив, что недостаточно внятно подумал, Виктор произнес кодовую фразу вслух. Но ничего не изменилось. Он по-прежнему находился в вонючей яме древней скандинавской тюрьмы.

– И чё за фигня?

Лысюк озадаченно почесал затылок. Что экспериментальное оборудование не сработало с первого раза, вообще-то удивляться не приходилось. Тем более собранное для армии и под руководством военных. Не взорвалось при запуске, и ладно. Но ему что теперь делать? Бубнить одну и ту же мантру до момента срабатывания или ждать, пока Пилюль сам произведет эвакуацию? При этом тупо ждать или подавать какие-то сигналы, дабы привлечь к себе его внимание и дать понять, что наигрался?

Спустя час вопрос снялся сам собой, поскольку Виктор за это время успел испробовать все варианты. И просто ждать, и выразительно скандировать: «Я больше не играю». Даже пробовать усилить действие лозунга другими выражениями. Из армейского лексикона. Зная на собственном опыте, что крепкое словцо иной раз действует даже в тех случаях, когда и инструкция не помогает… Увы, тщетно. Не помогло ни лебедем, ни раком. Воз, в смысле он сам и дальше оставался в игре.

И тогда, как обычно бывает, в голову полезли самые неожиданные мысли. А игра ли это вообще? Ведь нет никаких доказательств правдивости слов Пилюля, кроме того, что он сказал сам. Да, Серый, не был лжецом и подлецом. В школе… Так и он, Виктор, в те юные годы представить себе не мог, что будет стрелять в людей. И не только стрелять…

А коварная память тут же услужливо стала подсовывать именно те воспоминания, которые лили воду на колесо сомнений.

Крапива, о которую обожгла руку Оля, едва они оказались в этом мире. Камешки и бодяки, с непривычки больно ранящие босые ступни. Да и вообще, весь здешний реализм, включая комаров.

В общем, какой бы невероятной, фантастической ни была мысль, но чем больше Виктор размышлял, тем больше убеждался, что ни о какой виртуальности и речи быть не может. А скорее всего, с подачи школьного товарища они попали в какой-то иной мир. Параллельный или перпендикулярный, но такой же реальный, как и вся их прошлая, обычная жизнь.

Учитывая кое-какие моменты из вводного инструктажа и предшествующих ему разговоров, вполне вероятно, Пилюль и сам не до конца понимал, что за аппаратуру испытывает. Отсюда и намеки, чтоб ничему не удивлялись, а к опасностям относились всерьез…

В общем, когда Виктору сунули в яму ствол какого-то дерева с кое-как отрубленными ветками, он уже практически был убежден, что находится в древнем мире, среди самых настоящих викингов.

Лысюк не сразу сообразил, что это такой тип лестницы и ему предложено вылезать. Упираться или делать вид, что не понял, смысла не было: коль понадобился – вытащат по-любому. Так зачем зря злить воинов, на данный момент считающих его виновным в ранении своего ярла? Особенно в свете вновь открывшихся обстоятельств.

Среди тех, кто пришел за ним, Лысюк не увидел Скуба, а значит, и попытаться заговорить с конвоирами смысла не было. Куда-нибудь да приведут. Жаль только, что умыться не предложили. Аромат от него сейчас еще тот прет…

Видимо, с обонянием все в порядке было не только у него. Негромко жужжащая на площади толпа раздалась перед Виктором, едва он приблизился. Конвоирам даже рты открывать не пришлось.

«Судить или казнить?» – подумал Виктор как-то отстраненно, словно о ком-то другом, поднимая голову. Летнее северное небо сияло изумительной прозрачной синевой. Не запятнанное ни единым облаком. Как умытое. Красиво… В такой день даже понарошку умирать неохота.

О том, что может не сработать и последняя ступень страховки, Лысюк не хотел даже вспоминать. Какие бы планы и причины ни побудили Пилюля скрывать истину и использовать вместо подопытных кроликов своих друзей, он все же не психопат-ученый из страшилок Хичкока. Да и какой смысл именно их так подставлять? Нет, тут и к гадалке не ходи, как всегда имеет место неизбежная в любом деле случайность. Что-то не то или не туда припаяли… Деталь была изготовлена в конце квартала, или какой иной принцип Мерфи, он же закон подлости, сработал в самый неподходящий момент…

Собственно, для этого и устанавливается во всех серьезных устройствах, помимо дублированной системы защиты, общий рубильник… на всякий случай. Чтобы потом артистично не рубить высоковольтный кабель топором, сдернутым с пожарного стенда.

Толпа расступилась окончательно, и Виктор увидел прямо перед собой лежащего на сдвинутых скамьях бледного, как снег, Гюрдира-ярла. Незнакомую пожилую женщину рядом. Она стояла на коленях возле раненого и прижимала к груди его руку… За ее спиной, шагах в пяти, так же преклонили колени еще несколько молодых женщин. То ли младшие жены ярла, то ли служанки. Чуть дальше… Виктор не поверил собственным глазам: Леонид что-то втолковывал Ульриху Меднолобому и Рыжему Бранду.

«Вот, черт! Ну зачем они сюда приперлись? Почему не пошли к Жнецу? Все ж лучше… А главное, ребята еще не знают, что игры закончились… Подойти или сделать вид, будто мы не знакомы? Лучше отморозиться. Не надо, чтоб нас вместе… Может, их еще держат за друзей, а не врагов?»

Добрыми намерениями… Оля в этот момент оглянулась и увидела Лысюка. Глаза ее расширились, рот открылся.

– Витя!

Понятное дело, мало кто из знакомых, увидев Лысюка в таком виде, смог бы сдержаться. Леонид и тот непроизвольно шагнул навстречу. Чего уж хотеть от девушки? Но судя по тому, как обрадованно заорал что-то Меднолобый, зря она его узнала…

– Стой! – понимая, что как раз этого от них и ждут, Бурый попытался остановить Олю, но та уже себя выдала.

– Все видели! Чужаки знают друг друга! Это ассасины! Убийцы! Схватить их!

Шансов противостоять целой куче прирожденных бойцов не было ни единого, и все же Бурый шагнул вперед, заслоняя девушку. Глядя на него, лысый здоровяк только ухмыльнулся. Он даже к оружию не потянулся, а только поднял сжатый кулак.

В это время раздался протяжный, полный боли и скорби вскрик:

– Скорбите! Наш ярл ушел…

Голос женщины был не очень громким, но ее слова услышали все.

Глава двадцать первая. И глаза незрячие открывали мы…

Первым среагировал Бурый. Он вскинул руки и заорал, что было мочи. Привлекая внимание и стараясь, чтоб его услышало как можно больше народа:

– Ну что, Бранд Рыжий, вот ты и дождался?! Ульрих добился своего! Твой отец мертв! Стоило плыть за Травником и едва не погибнуть в шторм, чтобы позволить Гюрдиру-ярлу просто умереть?! Посмотри, как доволен твой дядя! Он уже подсчитывает, что получит в наследство от покойного брата, которого сам же и убил – помешав знающим вернуть Безбородого к жизни!

Меднолобый взревел, как раненый бык, и метнулся вперед, намереваясь придушить вконец обнаглевшего трелля. Но не смог двинуться с места, ухваченный за плечо.