Читать книгу "Демон искушения - Галина Владимировна Романова"

— А меня в тот момент на берегу не было.

Машка улыбнулась, обнаружив на щеках такие сладкие ямочки, что Невзоров еле удержался, чтобы ее снова не сцапать.

— А где же ты была, дочура? — пропел он, обхватывая ее за плечи и увлекая к выходу.

— Я? — Она поблестела в его сторону ясными глазами. — Я за бандитами следила, па! Поэтому и Макса прозевала. Потом ты приехал с этой женщиной. А потом ты Макса увез. А потом Макс приезжал сюда как-то, он рассказывал, а я в магазин за хлебом ходила. Снова разминулись. Так вот получилось все кургузо, па!

Она щебетала и щебетала всю дорогу до дома. А они с Колей лишь переглядывались и улыбались счастливо. Машка нашлась, это главное. Со всем остальным они как-нибудь разберутся.

— Машка, иди лопать.

Коля, подпоясанный кухонным полотенцем, ворочал на сковородке огромные котлеты, размером с хорошее блюдце. Это Машка посоветовала купить. Сказала, Федька — отчим ее — производит. Заверила, что лично все проверила, никакой бумаги туалетной в котлеты не добавляют, а на фарш пускают, хоть и старых, но коров. Ни тебе собачатины, ни кошек. Чего же делать, купили. А то обвинит в предвзятости. Надо теперь деликатничать, педагогические приемы взять на вооружение в общении с дочкой. А то еще чего доброго снова в бега подастся.

— Я этих пацанов сразу узнала.

Рассказывала им Машка минут десять спустя, уплетая макароны с котлетами и запивая все это дело молоком из огромной глиняной кружки. Это ее любимая кружка была, дед подарил. И ручка давно откололась, и щербинка на краю имелась, а она все равно ее любила. Надька в новую жизнь с собой старую кружку не взяла, побрезговала. И Машка по ней скучала очень. Схватила, как вернулась домой, запрыгала и тут же давай из нее воду из-под крана хлестать. Насилу с Колей молоко заставили пить. Неуправляемая девка совсем стала. Впору гувернантку нанимать, только вот…

Не все так гладко с этой самой гувернанткой.

— Они оба в нашей школе учатся, — продолжала дочь свой рассказ. — Старший, правда, в этом году закончил с горем пополам. А младший продолжает мозги канифолить учителям. Да и не только учителям. Он там по школе с такой распальцовкой ходит, блин!

— Маш, а ты не могла бы нормальным языком изъясняться? — сделал робкий педагогический шажок в воспитательных целях Невзоров. — Дяде Коле, например, может быть не все понятно.

— Да. — кивнул дядя Коля, еле сдерживаясь, чтобы не заржать.

— Ладно, — нехотя согласилась дочь. — Короче, он там из себя такого крутого ставит, па, противно даже! За ним после уроков тачка приезжает крутая.

— Та самая, которая на даче крутилась?

— Нет. Круче. Да если бы та, я бы сразу поняла, кто нас с Максом пасет. Извините… Кто за нами наблюдает. — Она хитро подморгнула Семенову. — А так понятно, дядь Коль?

— Ага.

Он захохотал, вспомнив, как неоднократно нечаянно матерился при ней, подавился котлетой и раскашлялся минут на десять, мешая говорить.

— Когда тетка Макса с друзьями завалила на дачу, мне пришлось убегать и прятаться. Сижу, короче, в кустах. И тут младший со старшим отлить выбрались из машины. Па, ну чего ты так на меня смотришь? Как я еще сказать должна: пописать, что ли? — Она надулась, наткнувшись на откровенно осуждающий взгляд отца.

— Могла бы сказать, что в туалет они пошли, между прочим, — проворчал Невзоров, мысленно четвертовав Надьку за пробел в воспитании дочери. — Ты же девочка, Маш, а говоришь, как…

— Ладно, не буду больше, — легко согласилась дочка, поболтав ногами в воздухе. — Ну, вот пошли они в туалет, а пристроились чуть не у моей головы. И болтали много. Сами отливают, ой!.. Па, ну ладно тебе! Как еще сказать?! Короче, болтали все то время, пока в туалет ходили. Про мокруху все какую-то. Мол, никто и никогда в жизни не пришьет им мокруху, во! Вот так они говорили!

— Ну а что насчет той самой тетки, Маш? — не выдержал Коля.

Ну, так уж не терпится вывести на чистую воду Миронкину, покосился на него со злостью Невзоров. Аж удила закусил. Будто не с ее тарелок сегодня паштет жрал. У-уу, вражина!

— Тетку эту я как-то раз возле школы видела. К ней Серега подходил, и они пошли куда-то. А потом он нашим пацанам из класса хвастался, что это его факультативная училка, Юлькой зовут. Мол, заехала за ним по просьбе матери. Ну и всякое дерьмо про нее нес.

— Какое?! — Семенов аж задницу от стула оторвал, обратившись в слух.

— Да это неинтересно, дядь Коль. — Машка вдруг покраснела, засмущавшись.

А тому нипочем, знай себе гнет:

— Нет, нет, нет, девочка! Это тебе может показаться неинтересным и незначительным, а на самом деле…

— Ах, ну ладно, сами запросили! — всплеснула дочка тонкими руками, уронив ладошки на коленки. — Он болтал, что за сиськи ее трогает, когда она ему что-нибудь объясняет. И что в вырез ей заглядывает, и лифчик ее видел. Я же говорю, дурак! А вы расскажите, расскажите!

— Ладно, что они говорили про нее тем вечером, дочь? — прервал ее Невзоров, глянув на Колю с осуждением.

Вот, мол, куда может завести тебя, дружище, пагубное желание обвинить невиновного.

— Так что-то галдели, Юлька, Юлька, училка… — она наморщила лоб, пытаясь вспомнить. — Ничего особенного, все про деньги какие-то. Серега-дурачок еще мечтать начал, как яхту себе купит. Идиот! Ну а потом просто, когда она вдруг с тобой приехала, я подумала… Может, она с ними заодно, а ты и знать не знаешь. Так ведь бывает, правда? Что можно идти у преступников на поводу, когда не знаешь, кто именно преступник. Ты ведь сам рассказывал, па!

— Понятно, — задумчиво пробормотал Невзоров. — Они были вдвоем, Маш? Два брата и все? Отца с ними или кого-нибудь еще не было?

— Я не знаю. — Она покачала головой, выпятив нижнюю губку так, как в далекой юности это неподражаемо умела делать ее мать. — В тачке стекла затонированы. Кроме этого, темно было. В туалет они вдвоем ходили. А оставался кто или нет в машине, я не знаю. А чего хоть случилось, па? Вы все спрашиваете, спрашиваете. Случилось что-то?

— Да уж, случилось, дочка дорогая.

И следующие часа полтора Невзоров посвятил лекции, которую прочитал своей дочери, возомнившей себя очень взрослой и очень самостоятельной. Коля Семенов давно улизнул, чтобы не попасть под раздачу. И они остались вдвоем. Он — разгневанный. И она — устыдившаяся и то и дело хлюпающая носом.

Потом было примирение на балконе. С чаем с баранками, которых они накупили сортов пять: и с ванилью, и с маком, и в глазури, и еще каких-то цветных и ароматных сортов. Громко отхлебывали ароматный кипяток, хрумкали баранки, смотрели вниз на улицу, и болтали-болтали без умолку. Надавали друг другу обещаний. Составили по расписанию на каждый день недели. Распределили обязанности: кому посуду мыть, а кому следить за поведением. Нахохотались до слез. И он ведь почти сумел забыть о прекрасной Юле Миронкиной, с печалью благодарившей его за благородство, давшееся ему с таким трудом. И про Сигина Ивана, решившего приобщить своих сыновей к семейному ремеслу. И про то, что дело с мертвой точки так и не сдвинулось.