Читать книгу "Ликвидатор. Исповедь легендарного киллера - Алексей Шерстобитов"

Ничего не поменялось от обоюдного взгляда, крепкое мускулистое тело бывшего призёра чемпионата города Москвы по бодибилдингу, теперь связанное по рукам и ногам и так нравящееся женщинам, сейчас станет прахом! Он больше никогда не увидит жену, ребёнка, родителей, он больше никогда… Никогда не будет больше ничего. Читалось ли на лицах остальных тоже самое? Кто-то бравировал равнодушием к происходящему, кто-то еле выдерживал, желая в душе только одного, чтобы скорее всё это закончилось, кто-то мысленно выбирал среди присутствующих в этом зале и связанных в другой комнате следующую жертву, чтобы расчистить себе путь к власти и чужой доле… Люди, люди, люди, ставящие цель и идущие к ней или, наоборот, живущие только сегодняшней днём, безоговорочно подчиняющиеся чужим планам, становясь маленькими частицами общего организма… Но кто не такой же?! Тогда первый брось камень! А кто этот первый?!

Ананьевский присел, не давая команду унизить напротив сидящего человека, но предложив принять участие в собственной казне самому: «Лёш, ну ты же неё понимаешь». Легко, согласительно покачав головой, Алексей выпрямил бугристую спину и поднял голову со взглядом вверх, освободив шею… Господи! Помилуй нас, грешных!

Рядом с баней, в гараже, уже не первый час пытались сжечь два тела — недостаток кислорода в маленьком замкнутом помещении и большое содержание жидкости в органике были тому помехой. Не помогал ни бензин, ни мат, ни водка, щедро сдабривающие каждый своё, но ни горючее не помогало сжигать трупы, ни спиртное, поглощаемое внутрь, не успокаивало нервы. Обгоревшие остатки были впоследствии найдены и опознаны по обточенным зубам, под так НИКОГДА и не поставленные коронки и мосты… Это был Садовников Алексей — Лёха «Банщик». Ему, по сравнению с многими, ещё по-незло- родные смогли похоронить оставшееся от него и могут навещать его могилу, похороненного и, наверное, отпетого в церкви, чего многие и многие лишены.

Эту историю в бане я описываю подробно, почти слово в слово так, как слышал её от некоторых из участников, делая поправки, исходя из знания людей и их характеров и, думаю, не ошибся ни на йоту.

Из Акафеста «Об упокоении усопших»: «… Мир весь общая могила священная есть, на всяком бо месте прах отец и братий наших…»

Это случилось через две недели после смерти Гусятинского, 14 февраля 1995 года. Но до конца, то есть до точки в том дележе, было крайне далеко, и до осени этого года я занимался поиском «Женька», «Артура» и иже с ними, найдя почти всех, ещё больше — их родственников и знакомых, но участь, постигшая Юру и Алексея, догнала только «Женька» и, намного позже, «Артура». Остальных «признали невиновными».

* * *

Что изменилось в моей жизни? Изменилось.

Я остался в «бригаде», или, как больше нам нравилось, в «профсоюзе», поставив условие подчинения только одному человеку, и, разумеется, выбрал Андрея Пылёва, человека взвешенного, спокойного — главное, поддававшегося некоторому влиянию. Это последнее было как плюсом, если исходило от меня, так и минусом, если исходило от кого-либо другого. Он прислушивался к аргументам, признавал факты, не страдал маниями, просто любил комфорт и спокойствие, а, кроме того, был приятным собеседником и, в принципе, хорошим человеком, способным, кроме всего прочего, на сильный поступок. Время покажет, что я не ошибся. Понятно, что мы говорим всё-таки о человеке, преступившем закон и всё-таки имевшем отношение к руководству группировки, пусть даже и не в поле силовых воздействий, а больше в разработке стратегических направлений и вращения финансов, но всё же принимавшем участие в кардинальных решениях, которые вели к изменению многих судеб. Могу лишь добавить, что несмотря на то, что команды от него я получал, но — по стечению ли обстоятельств, исходящих от меня, или моих принципов, или нежелания делать, или случайностей вообще, — по его поручению ни одного человека я не убил и не ранил. Остальное решать не мне.

У меня на Канарских островах, на самом большом из них, так полюбившемся за десяток поездок, появился небольшой домик. Правда, увидел я его только через год, а пожил в нём и вовсе всего несколько дней, в конце концов продав его в 1997 году за 120 тысяч якобы Алексею Кондратьеву, не без помощи наших руководителей, а тот, в свою очередь, Сергею «Пельменю» (застрелен Олегом Михаловым по указанию Пылёва Олега в 2001 году). Такие перепродажи — старая традиция избавляться от ненужного, пользуясь, с одной стороны, непониманием, а с другой — создавшимся впечатлением принесения пользы «своим».

Зарплата выросла очень быстро — с последней цифры в пять тысяч долларов в месяц при Грише до 100 тысяч. Правда, со временем она понижалась, и из неё вы-„читалось (как, впрочем, и у всех) на «воров» и в «общак», и процентном отношении, точно не помню, — когда-то двадцать, когда-то десять. На многие месяцы и даже (оды закончился кровавый марафон, и начало казаться, что так будет всегда. За полгода я достроил неподалеку от Воскресенска четыре дома, наивно полагая, что смогу там жить, когда всё утихнет, через год-два: два маленьких, один средний, хотя в этом, отцовском, папа принципиально тоже принял финансовое участие, и свой, большой, с гаражами, баней, тренажёрным залом и предполагаемым подземным тиром на 25 метров — хорош, нечего сказать! И надо было до такого додуматься!

Но всё временно, хоть и нет ничего более постоянного, чем временное в нашем понимании. Стройка началась ещё при жизни Гриши, там я прятался, при поколении проблем, несколько месяцев, за что безмерно благодарен этому месту, в лесах и карьерах которого отстрелял не один ствол, и я уже молчу про частые тренировки. Наличие этой маленькой усадебки дало толчок отцу к жизни после смерти мамы — углубившись в работу, он стал там почти прорабом.

Но дело испортили очередные сезонные рабочие, случайно наткнувшиеся на один из схронов с закопанным оружием и боеприпасами. Это было бы полбеды, но они решили подзаработать денег, начав продавать некоторые экземпляры, и ничего умнее не придумали, как найти покупателей среди милиционеров, разумеется, чем органы потихонечку и воспользовались. После горбачёвско-ельцинских прививок МВД потихонечку восстанавливалось, хотя до сегодняшнего было ещё далеко, примерно так же (конечно, в общем понимании), как сегодняшней милиции до советских или царских времён. Рвачество, очковтирательство, коррупция, меркантильность — гири, которые ещё дол го не позволят достигнуть правоохранительным органам хотя бы средней точки. Тут, что называется: «И верхи не хотят, и низы всё устраивает».

Разумеется, профессионалы есть, и я был удивлён, столкнувшись с ними с первых дней своего ареста. Поразительно (в это даже не верится), но они помогали нашим ребятам уже далеко после суда и даже через 5-10 лет, при уходе тех на условно-досрочное освобождение, разумеется, тем из них, кто хотя бы признал свою вину. Кстати, если вы думаете, что признать свою, как у нас… тягчайшую вину, хуже или легче, рациональнее, чем скрыть её, и молча или изворачиваясь, дожидаться окончания суда — ничуть. Это ОПГ, и из нескольких десятков, обязательно найдётся тот, кто даст на вас показания, что, скорее всего, повлечёт за собой срок, и немалый, и потому многие, понимая безвыходность ситуации, предпочитали признавать содеянное. После этого, даже с большими сроками, им легче жить и нечего бояться. Пишу с их слов, с предупреждением, что каждый имеет право на выбор, и каким он будет-зависит от него. Я ни к чему не призываю, а просто констатирую факт, имевший место быть у конкретных людей, в конкретной ситуации и в конкретных судьбах. Не больше и не меньше.