Читать книгу "Лампа Мафусаила, или Крайняя битва чекистов с масонами - Виктор Пелевин"

– Понятно… А как эта политкорректность в такую силу вошла? Кто за этим стоит? Масоны? Центральное плановое агентство?

– Про центральное плановое агентство мы вообще ничего не знаем. Только знаем, что оно есть. Мутная тема, товарищ генерал.

– Ладно, тогда потом как-нибудь. А то у меня вылет. Что у нас еще? Ты в прошлый раз говорил, что-то новое по кобальту?

Михайлов кивнул.

– Две идеи в ротации. Во-первых, «Спрут-семь»…

– «Статус-семь».

– Да, извините, оговорился. Там уязвимое место – лодка-носитель. Ее в гавани, скорей всего, потопят, торпеду даже не успеем загрузить. В общем, есть идея вообще убрать лодку и сделать систему автономной. Такие, знаете, подводные дроны. Морской аналог шахтного базирования. Понятно, в наших водах, на Севере. Развертывание простое – опускаем на дно готовый контейнер. Всплывать ему вообще не надо, но поднять в случае чего тоже проблем нет. Все автономное, на микрореакторах. Маршруты дронов прописаны заранее, как у крылатых ракет, на оба побережья… Где мелко, идут над самым дном, огибая рельеф. Перед детонацией боеголовка делает кавитационный разгон и выпрыгивает из воды – никто не остановит. В общем, подводный «Тополь». Это по-любому лучше, чем на орбиту вешать. Там все видно, а здесь так спрячем, что никто не найдет. И пусть они свою противоракетную оборону хоть три раза разворачивают…

– Не моя область, – махнул Капустин рукой. – Какая вторая идея?

– Вторая еще интересней. Можно полностью решить вопрос с аравийской нефтянкой.

– Да? Это как же?

– У них там глубина залегания со ста метров – совсем близко. Или бурим дырку и закладываем изделие, или просто делаем направленный взрыв – и нефтеносный пласт становится радиоактивным. Видимо, надо будет в нескольких точках отработать. Чтобы на весь пласт. Но в целом осуществимо.

– А раньше такую возможность не рассматривали?

– Раньше предлагали саму пустыню бомбить, товарищ генерал. Чтобы нефть можно было качать только в скафандрах. А сейчас все наоборот – снаружи заражения не будет, а нефть уже не качнешь, потому что выхлоп от нее…

– Это понятно. А какой от этого выхлоп будет в смысле пиара, думали?

– Как подадим. Кобальт – это надолго, но не навсегда. Распадается со временем. Фактически сохраняем ресурсы для будущих поколений. Оливковая ветвь детям будущего… Спасти национальное достояние от выродившегося безумного режима…

– Угу, – задумчиво протянул Капустин, – это можно покрутить. Иранцам, наверно, интересно будет. Какой, говоришь, период полураспада?

– Пять и три десятых года, товарищ генерал.

– Значит, через пять лет уже все чистое?

– Нет, что вы. Это же только полураспад. Мы обычно берем срок летального заражения в десять циклов. Примерно пятьдесят лет. А полная дезактивация – это раза в три дольше.

– Пятьдесят лет… Что у нас прогнозисты дают по Америке?

– Там много всего. Главное – по демографии кирдык. Одни мексиканцы останутся. Демократии и политики в сегодняшнем смысле, скорей всего, не сохранится – кандидаты будут соревноваться, кто быстрее буррито сожрет. Ну и Антихриста ждем, конечно… Скоро уже по всем признакам.

– Эх, – вздохнул Капустин, – видишь, как оно… С мексиканцами-то договоримся. И с Антихристом язык найдем. Нам бы только ночь простоять да день продержаться. А тут разные мудаки под руку толкают. И советы, главное, дают. Каждая кухарка. А такой махиной о-го-го как осторожно управлять надо! Попробуй этим, – он кивнул в сторону окон, – объяснить, какой мир сегодня сложный… Заладили – «хитрый план, хитрый план». А план-то есть. Только он долгий.

– Понимаю, товарищ генерал, – учтиво склонил голову референт.

– Ладно. Что-то еще?

– Было сообщение от группы Карманникова. По хранителям.

– Что?

– Засекли сигма-всплеск. Они опять все переписывают.

– Что это значит?

– Вселенную опять переформатировали.

– Кто?

– Опять не знаем, товарищ генерал. Скорей всего, сверхцивилизация. Карманников вообще сомневается, что мы это когда-нибудь выясним. Он говорит, прошлый эон всегда будет в слепом пятне.

– Я его увижу сегодня. Но он так непонятно объясняет, что я только в твоем пересказе понимаю. И то не всегда…

Капустин опустил голову и замер. Его лицо напряглось, словно его догнала какая-то неприятная мысль. Он молчал очень долго.

– Могу идти, товарищ генерал? – спросил референт.

Капустин протянул Михайлову лист бумаги, на котором он перед этим что-то рисовал.

– Вот, – сказал он. – Проанализируй для меня эти символы. Что это такое и что они могут значить. Только без зауми. Три минуты на каждый.

– Так. Ромб. Треугольник в круге… А откуда это?

– Вот я и хочу понять – откуда?

Михайлов еще раз оглядел рисунок, кивнул – и спрятал в папку.

– Теперь иди, – сказал Капустин. – Нет, постой. Вопрос. Ты не знаешь, что это за психическое расстройство, когда человек не узнает собственные вещи?

Референт удивленно поднял глаза.

– Не знаю, товарищ генерал.

– Выясни тогда…

Когда дверь за Михайловым затворилась, Капустин подошел к сейфу, открыл его и вынул оттуда белый пластиковый пакет.

Вернувшись за стол, он сел в кресло, достал из пакета большую старомодную камеру-поляроид, поднял ее на ладони и уставился на нее, как Гамлет на череп.

Эта был обычный фотоаппарат из тех, что выдают сразу готовую карточку. К нему скотчем был приклеен похожий на конверт мешочек из толстой ткани. Материал напоминал муар – но его игра казалась странно самостоятельной и живой, словно ткань освещали какие-то невидимые качающиеся лампы.

Капустин вынул из муарового конверта две поляроидные карточки с размытым и нечетким изображением – и некоторое время изучал их. Потом он перевернул одну.

На обороте была надпись карандашом:

Капустину от Капустина-root. Перерыть архивы. Искать пленку с самолетом Можайского. У нас и в Лондоне. Первый полет. Подлинная киносъемка девятнадцатого века.

Бросив фотографию на стол, Капустин поднял черную трубку и нажал кнопку на селекторе.

– Да, товарищ генерал, – раздался искаженный связью голос.

– Михайлов? Что там у Голгофского?

– Работает в архивах. Все по-прежнему.

– Пленку нашел?

– Пока еще нет.

– Держи меня в курсе.

– Так точно.

Как только Михайлов отключился, на приставной тумбе зазвонил зеленый телефон.

Капустин снял трубку.