Читать книгу "Боэмунд Антиохийский. Рыцарь удачи - Жан Флори"

Фульхерий Шартрский счел, однако, необходимым подчеркнуть достоинства и заслуги тех, кто, подобно Боэмунду и Балдуину, не захватил Иерусалим, но способствовал успеху похода, приходя ему на помощь, прикрывая его с тыла и оберегая от нападений. В угоду такой трактовке он выстраивает свой рассказ. Так, говоря о ликовании, охватившем людей Балдуина и Боэмунда при вести о взятии Иерусалима, он добавляет:

Те, кто шел впереди них, ускоряя шаг, творили, разумеется, благое и полезное дело. Однако нет сомнения и в том, что эти двое и их люди, пусть даже присоединившиеся ко всем позднее, тоже разделили эту победу[574].

Фульхерий даже утверждает, что Боэмунд и Балдуин, исполнили замысел Божий, когда не стали продолжать путь на Иерусалим: «Быть может, их поход отсрочило провидение Божье? Возможно, Бог рассудил, что они принесут больше пользы своими будущими деяниями, нежели теми, что только что были совершены?»[575]

Итак, Боэмунд и Балдуин — истинные крестоносцы! Однако, как бы то ни было, паломничество надо было завершить. Момент для него выбрали удачно: Боэмунд и Балдуин, объединенные этой благочестивой целью, тем самым могли предоставить Даимберту вооруженную защиту значительной части своих военных сил. Балдуин, приняв предложение Боэмунда, присоединился к ним в Баниясе[576].

У каждого из них были собственные цели. Даимберт знал, что избрание Арнульфа де Шока не имеет законной силы, согласно каноническому праву. Надеясь занять его место, он был заинтересован в том, чтобы заручиться поддержкой Балдуина и Боэмунда. Со своей стороны, Балдуин, брат Готфрида, избранного «защитником Гроба Господня», возможно, надеялся получить наследство своего брата, что и произошло впоследствии. Что касается Боэмунда, то взамен на поддержку, оказанную Даимберту, он мог рассчитывать на официальное признание латинской Церковью княжества Антиохийского, которое он как раз создавал.

Альберт Ахенский — который скорее благоволил Готфриду — безусловно, был несколько пристрастен в своем изложении фактов, когда настаивал на возможном сговоре Даимберта с двумя предводителями. Хронист приписал этот сговор коварству и алчности бывшего легата, который, завоевав дарами дружбу Боэмунда и Балдуина, сумел установить в Иерусалиме дружеские отношения с Готфридом[577]. На самом деле все трое в данном случае защищали свои собственные интересы.

Их вооруженное паломничество — на этот раз только оно — закончилось в Иерусалиме 21 декабря. Двадцать четвертого декабря Боэмунд, Балдуин и Даимберт направились в Вифлеем, чтобы встретить в нем Рождество[578]. На следующий день все они вернулись в Иерусалим, где Даимберт «был возведен в сан патриарха» вместо низложенного Арнульфа де Шока. Рауль Канский сообщает о том, что своим избранием Даимберт был обязан поддержке Боэмунда и что Арнульф добровольно согласился уступить свое место; кроме того, Рауль упоминает, что в сан посвятили четырех латинских епископов. Среди них были Рожер и Варфоломей, архиепископы Тарса и Мамистры, и Бернард де Валанс, который был назначен на новую епископскую кафедру Артаха, а затем, после отъезда греческого патриарха Иоанна, стал патриархом Антиохийским. Очевидно, что эти назначения ущемляли права Византии[579]. В данном случае сомнение вызывает лишь второе утверждение Рауля Канского, насчет Арнульфа де Шока, — два других неоспоримы. Враждебно настроенный к Даимберту Альберт Ахенский открыто обвиняет священника в симонии, заявляя, что он добился власти за счет подарков князьям[580].

Новый патриарх тотчас же принялся претворять в жизнь григорианскую реформу: «освобождение церквей от светской власти», главенство духовной власти над мирской, утверждение почитания (и даже повиновения!) князей-мирян в отношении Церкви[581]. В былые времена говорили о «теократии» — термин этот, возможно, неподходящий, но саму идею нельзя назвать ошибочной. Леопольд Женико предпочел неологизм «папократия»; действительно, речь в данном случае идет о латинской «патриархократии». Патриарх пожаловал вождям крестоносцев власть в завоеванных у сарацин землях, невзирая на то что тем самым нарушались права Византийской империи. Так власть предводителей обрела легитимность, освященную латинским патриархом. Готфрид, избранный «защитником Гроба Господня», тотчас же уступил Даимберту бывшие христианские кварталы, вплоть до сего времени находившиеся в ведении византийцев, что подтвердило, с одной стороны, разрыв отношений с Византией, а с другой стороны — стремление патриарха властвовать.

Боэмунду и Балдуину были пожалованы соответствующие княжества. Однако ни в одном из источников не упоминается об этих пожалованиях. Лишь позднее капеллан Балдуина (оспаривая каноны сомнительной подлинности)[582], чтобы обосновать главенство Иерусалима, чьим королем стал его господин, сослался на инвеституру 1099 года: «К тому же именно в Иерусалиме из милости Божьей герцог Готфрид и сеньор Боэмунд получили из рук патриарха инвеституру на их владения»[583].

Вильгельм Тирский повторяет это утверждение в письме, чья подлинность порой ставится под сомнение; он упоминает о том, что в праздник Пасхи 1100 года Готфрид якобы стал вассалом Гроба Господня и Даимберта[584]. В мои намерения не входит оспаривать подлинность этих документов (ни даже реальность самих «инвеститур»), но я желал бы обратить внимание на их поздний и своевременный характер. Молчание других источников на этот счет столь же красноречиво: оно выражает нежелание светских князей открыто принять и тем более заявить о своей зависимости от патриарха, в котором они, однако, нуждались, чтобы узаконить свое положение, особенно в отношении Византии[585].