Читать книгу "Эдгар Уоллес. Сообразительный мистер Ридер. Гилберт Кит Честертон. Воскрешение отца Брауна - Эдгар Уоллес"

Когда вошел журналист, речь держал пресловутый Джейк, чем он чаще всего и занимался. Хоум произнес что-то обычное и малосущественное, с упоминанием слов «не дай Бог», и этого оказалось достаточно, чтобы Джейк разразился потоком богохульств.

– Не дай Бог! Да он только тем и занимается, что не дает нам то и не дает нам это! – кричал он. – Бог не дает нам бастовать, не дает бороться, расстреливать на месте проклятых ростовщиков и кровопийц. А что если этому Богу взять и для разнообразия запретить что-нибудь им, а? Почему бы проклятым священникам и пасторам не встать и не сказать хотя бы раз всю правду об этих негодяях? Почему их драгоценный Бог…

Элиас позволил себе скучливо вздохнуть.

– Священники, – сказал он, – как показал Маркс, принадлежали к феодальному уровню экономического развития, поэтому больше не играют никакой роли в этой проблеме. Ту роль, которую некогда исполняли священники, теперь исполняют сами капиталисты, и…

– Да, – прервал его журналист с едкой усмешкой, – и сейчас самое время вам узнать, что кое-кто из них делает это превосходно. – И не отворачивая глаз от ярких, но неживых глаз Элиаса, он поведал им об угрозе Стейна.

– Я был готов к чему-то подобному, – не пошевелившись, произнес с улыбкой Элиас. – Должен сказать, почти не сомневался, что нечто подобное произойдет.

– Псы вонючие! – взорвался Джейк. – Да если бы какой-нибудь бедняк сказал такое, его бы тут же упекли за решетку. Но ничего, они опомниться не успеют, как отправятся в место похуже. Если они не отправятся в ад, я уж и не знаю, куда им отправляться…

Хоум сделал протестующий жест, возможно, в адрес не того, что Джейк сказал, а того, что он собирался сказать, а Элиас просто оборвал речь своего товарища, заговорив спокойным, но громким голосом.

– Нам вовсе не обязательно, – сказал он, внимательно глядя на Бирна через стекла очков, – обмениваться с той стороной угрозами. Нам достаточно знать, что все их угрозы в наш адрес – пустые слова. Мы тоже предприняли кое-какие меры, но раскрывать пока что их не станем. Нас вполне устроит немедленный разрыв отношений и демонстрация силы. В наш план это вполне укладывается.

Говорил он негромко, голосом, полным достоинства, и что-то в его неподвижном желтоватом лице и больших очках заставило журналиста почувствовать неприятный холодок вдоль позвоночника. Грубое лицо Холкета, если на него смотреть сбоку, могло показаться сердитым, но при взгляде спереди было заметно, что ярость, горящая в его глазах неугасимым огнем, имеет оттенок беспокойства, словно он все же чувствует, что этические и экономические загадки ему не по зубам. Хоум вообще сидел как на иголках, но в мужчине в очках, который говорил так взвешенно и такими простыми словами, было что-то сверхъестественное и жуткое, словно за столом сидел и разговаривал мертвец.

Когда Бирн вышел на улицу, неся послание с вызовом, и прошел по очень узкому коридору за продуктовой лавкой, он увидел, что выход из него загораживает какая-то несуразная, но удивительно знакомая фигура: невысокий и широкий силуэт, казавшийся причудливым из-за широкополой шляпы на круглой голове.

– Отец Браун! – вскричал изумленный журналист. – Вы, наверное, ошиблись дверью. Или тоже состоите в этой тайной организации?

– Моя тайная организация намного старше этой, – улыбнулся отец Браун. – И несколько обширнее.

– Да, – сказал Бирн, – только я не думаю, что собравшиеся здесь люди могут иметь хотя бы отдаленное отношение к вам.

– Об этом не всегда так просто судить, – рассудительно произнес священник. – Но здесь есть один человек, который имеет ко мне самое непосредственное отношение.

Он исчез в темном ходе, а удивленный журналист пошел своей дорогой. Он удивился еще больше, когда вошел в гостиницу, чтобы передать ответное послание капиталистическому лагерю переговорщиков. К утопающему в цветах залу с птичьими клетками вела небольшая мраморная лестница, украшенная позолоченными скульптурами в виде нимф и тритонов. По этой лестнице ему навстречу сбежал черноволосый молодой человек с вздернутым носом и цветком в петлице. Он схватил репортера за локоть и отвел в сторону.

– Я – Поттер, – зашептал на ухо журналисту молодой человек, – секретарь старика Гидеона. Говорят – только это между нами, – какой-то переполох назревает, это правда?

– Насколько я понял, – осторожно ответил Бирн, – «циклопы» что-то готовят. Но нужно помнить, что хоть Циклоп и великан, глаз у него все-таки один, так что я думаю, эта заваруха большевиков…

Пока он говорил, секретарь смотрел на него с почти неподвижным лицом, хотя при этом довольно активно переминался с ноги на ногу, но как только Бирн упомянул большевиков, глаза молодого человека странно забегали, и он торопливо произнес:

– А при чем тут… Ах, вы об этом! Простите, это я ошибся. Хотел сказать заваруха, а сказал переполох. Не так выразился!

И с этими словами странный молодой человек умчался вниз по лестнице, а Бирн продолжил путь наверх в еще большем недоумении.

Оказалось, что к этому времени количество участников собрания увеличилось до четырех человек. Теперь в разговоре участвовал мужчина с вытянутым остроскулым лицом, очень жидкими соломенными волосами и моноклем. Мужчина, судя по всему, был чем-то вроде советника Гэллапа, возможно, его адвокатом, хотя никто его так не называл. Звали его Нэриз, и вопросы, которые он адресовал Бирну, по какой-то причине больше всего касались количества возможных участников организации революционеров. Об этом Бирну было известно мало, а сказал он и того меньше, поэтому вскоре четверо совещающихся встали с мест, собираясь расходиться. Последнее слово осталось за тем, кто больше всех молчал.

– Благодарю вас, мистер Бирн, – сказал Стейн, складывая пенсне. – Остается лишь сказать, что все готово. В этом я полностью согласен с мистером Элиасом. Завтра до полудня полиция арестует мистера Элиаса на основании тех улик, которые я к тому времени предоставлю. Как вам известно, я сделал все, чтобы избежать подобного развития событий. На этом, думаю, все, джентльмены.

Однако назавтра мистер Джейкоб П. Стейн не предоставил никаких улик полиции по причине, которая довольно часто вмешивается в планы таких деятельных людей. Он не сделал этого, потому что умер. Не была выполнена и остальная часть программы по причине, обозначенной огромным заголовком в утренней газете, которая на следующий день попала в руки Бирну: «УЖАСАЮЩЕЕ ТРОЙНОЕ УБИЙСТВО! ТРОЕ МИЛЛИОНЕРОВ УБИТЫ ЗА ОДНУ НОЧЬ!» Далее шел еще ряд восклицательных предложений, набранных буквами поменьше (всего в четыре раза крупнее обычных), которые указывали на странностьь загадочного преступления. Трое были убиты не просто в одно и то же время, но еще и в трех совершенно разных местах: Стейн в своем роскошном и живописном поместье, в сотне миль от города; Уайз рядом со своим бунгало на берегу моря, где он жил, наслаждаясь морским ветром и скромной жизнью; а старик Гэллап – в густой роще рядом с воротами своего огромного дома на противоположной стороне графства. Во всех трех случаях картина убийства была очевидной, хотя тело Гэллапа обнаружили лишь на следующий день – огромное и ужасное, оно висело среди обломанных веток, которые сокрушило своим весом, точно бизон, утыканный копьями, – а Уайза, судя по всему, сбросили с обрыва в море, причем после борьбы, о чем свидетельствовали нечеткие полустертые следы на самом краю утеса. Впрочем, первым, что навело на мысль о трагедии, была его большая соломенная шляпа, которая плавала в воде далеко от берега, хорошо заметная с возвышающихся отвесных скал. Тело Стейна тоже нашли не сразу. Обнаружить его помог тонкий кровавый след, который привел следователей к бане, построенной в его саду по древнеримскому образцу – Стейн был оригиналом и питал страсть ко всему античному.